– Пап, я не маленькая, говори как есть.
– Извини, не могу. Даже если это правда.
– Значит, это правда?
– Ни о чем не волнуйся, у нас все под контролем.
– Тогда зачем вы – они – отменили первую исповедь?
– Нужно время, чтобы со всем разобраться. Но, думаю, скоро все будет. Еще пару-тройку дней потерпи.
– Угу.
Чендлер не различил в дочкином голосе ни радости, ни разочарования, однако тему решил развить:
– Хочешь, порепетируем?
– Не надо. Я все выучила.
– Помнишь, что надо говорить?
– Да.
– Уже знаешь, в каких грехах будешь сознаваться?
Сара кивнула.
– В каких?
– Не скажу, ты что! – Она потрясенно выпучила глаза.
Чендлер притворился встревоженным.
– Все настолько плохо? Мне вызвать Джима или Таню, чтобы записали признание?
– Не-е-ет! – протянула Сара сквозь смех.
– Тогда почему не хочешь говорить?
– Это секрет, – сказала она, потом подняла на Чендлера свои крупные карие глаза. – А давай ты расскажешь, в чем исповедовался в первый раз. Тогда и я расскажу.
Чендлер замялся. Он не помнил, в чем тогда нагрешил. Наверняка какая-нибудь ерунда, но для него, одиннадцатилетнего, это было чем-то серьезным. Случись ему исповедоваться сейчас, он бы не раздумывал. Он бы просил прощения у тех, кого подвел. У Тери… У Сары… У Джаспера… У Мартина.
Чендлер коснулся губами дочкиного лба. Она отмахнулась и сказала, что хочет спать.
Родители все еще сидели в гостиной и смотрели какое-то игровое шоу (Чендлер не помнил, на что мама подсела в последнее время): музыка, свет, возбужденные игроки. Вся семья в сборе, и все хорошо.
Тут в дверь постучали.
– Сиди, – сказал Чендлер, увидев, как мама пытается выбраться с дивана, и пошел открывать сам. Не зря.
На крыльце, обхватив столб, стоял потасканный Митч. Давешний костюм криво сидел на плечах, как потерявшие равновесие весы правосудия, мятая рубашка торчала из брюк.
– Эй, Митч, ты чего тут забыл?
– Во, Митч! – Тот взмахнул полупустой и – судя по форме и толщине стекла – очень дорогой бутылкой с темным содержимым, скорее всего бурбоном. – Не «инспектор», нет?
– Чего надо?
– Вот, принес выпить. В качестве извинения.
Он говорил громко. Был пьян, хоть и пытался это скрывать – правда, безуспешно.
– Извинения? За что?
Вообще Чендлер был бы не прочь вспомнить старые деньки – в юности они частенько выпивали здесь, на крыльце, – однако нынешнее поведение Митча выглядело издевательством над прошлым.
– Мы как-то с тобой не поладили.
Чендлер вздохнул.
– Послушай, Митч, мне, конечно, приятно, но уже поздно, а я и так мало времени провожу с детьми. Только тебя пьяного тут не хватало.
– Я не пьян! – повысил голос Митч.
Чендлер прикрыл за собой дверь.
– Слушай, иди отсюда, а? У меня – у нас – завтра дела. Джасперу – вставать в школу, Саре – готовиться к первой исповеди. Мне – думать, как не дать бывшей жене увести моих детей.
Вышло грубовато, но Чендлеру понравилось.
– Да будет тебе! – развел руками Митч. – Тут же ничего личного.
– Как ничего личного?! – выпалил Чендлер и оглянулся через плечо, не подслушивает ли мать. – Как вы… когда вы придумали лишить меня моих детей?
Митч замотал головой, одновременно покачивая всем корпусом.
– Я тут ни при чем. Эта мысль пришла ей в голову еще до того, как мы сошлись.
– Все, Митч, уйди. Ты пьян.
Но Митч уходить не собирался.
– А знаешь почему? Потому что тут нечего делать. Она не хочет, чтобы дети выросли таким же быдлом, как и их папаша.
Чендлер зло посмотрел на бывшего друга.
– Давай, обзывайся. Я хотя бы веду себя как человек, а не паразитирую на чужом горе, лишь бы обо мне говорили.
– Господи, Чендлер, в каком веке ты живешь?! Сейчас нельзя избегать публичности. Пиар – это все. Ловишь преступников – про тебя пишут в газетах; про тебя пишут в газетах – тебе дают деньги. У меня был выбор: либо работать достойно, либо пустить все под откос. Я выбрал первое. – Он сощурился и покрепче вцепился в столб. – Ты что, завидуешь?
– Завидую?
– Да, тому, что я с Тери, а ты так и остался в одиночестве. Ничего, выбор тут небогатый, и на тебя какая-нибудь старая дева сыщется.
Митч посмеялся своей шутке, а у Чендлера кончилось терпение.
– Шел бы ты отсюда, Митч, или…
– Или что? – Митч оттолкнулся от столба, но без опоры его положение оказалось довольно шатким.
– Или случится что-нибудь, о чем мы оба пожалеем.
Митч спустился на выгоревший газон.
– Да, я уже жалею, что связался с тобой, – проговорил он. – Но я доведу дело до конца.
Резко развернувшись, он поплелся прочь в темноту.
На улицах городка стало одним психом больше.
33
2002 год
На девятнадцатый день поиски официально свернули. Прогноз погоды на ближайшие несколько недель был неутешительный: обещали, что температура поднимется чуть ли не до пятидесяти. Без постоянного доступа к воде находиться в аутбэке в таких условиях становилось небезопасно. Чендлера никто не спрашивал, все решил Билл и руководство из Перта.
Услышав эту новость, Сильвия ссутулилась, весь вид ее говорил, что надежды больше нет. Артур, однако, сдаваться не собирался. Выступая перед наскоро собранными журналистами, он твердо заявил, что намерен продолжать поиски. Полиции, может, и наплевать на Мартина, но отец и Бог его не оставят. Артур пообещал сам возглавить спасательную операцию.
Это заявление не на шутку встревожило всех причастных. Видя, что никаких законных оснований препятствовать у полиции нет, Билл оттащил Чендлера с Митчем в сторону и попросил их остаться с Артуром, проследить, чтобы ничего дурного с ним не случилось, и, если получится, убедить его бросить эту затею. Не дай бог, вслед за Мартином сгинут и его родственники.
Впрочем, Артур был не одинок: его поддержал и кое-кто из «добровольцев» после того, как им посулили по сто пятьдесят долларов на брата в сутки. Таким образом, остались самые крепкие и упертые; кого-то тянуло на подвиги, кто-то просто из-за денег, но все как один двинутые. А Чендлеру с Митчем, двум полицейским-стажерам, предстояло приглядывать за этой разношерстной толпой в сорокапятиградусную жару.
