Когда дверь за Генцем захлопнулась и пламя побежало змейкой по залитому керосином полу, он сразу же подполз к окровавленному инструменту, брошенному за операционным столом. Догадаться, с какой целью Генц использовал это орудие, было несложно. И у Хесса не заняло много времени разрезать о его алмазные зубчики связывающую руки за спиной ленту. Потом он проделал то же с лентой на ногах. Когда огонь уже охватил половину помещения и стал подбираться к операционному столу, Марк успел поднять с пола свои мобильник и пистолет и встать на ноги. Клубы черного дыма поднимались к потолку, пламя все приближалось и приближалось, и, не медля ни секунды, Хесс первым делом один за другим отстегнул кожаные ремни на руках и ногах Розы Хартунг. Он едва успел поднять ее недвижное тело и перенести его в тот угол, где Генц не расплескал керосину, как огонь охватил операционный стол.
Времени, однако, у него было в обрез. Языки пламени уже лизали древесноволокнистые панели на стенах. Вот-вот перекинутся на потолок, а ведь они с Розой тоже все в керосине. Вопрос идет о мгновениях. Огонь того и гляди достигнет их угла, или же температура поднимется до такой степени, что они просто-напросто самовоспламенятся. Единственный выход – дверь, за которой скрылся Генц. Но открыть ее оказалось невозможно: ручка настолько накалилась, что куртка Хесса, которую он собирался использовать в качестве прихватки, загорелась от соприкосновения с нею. Черное дымовое облако под потолком все увеличивалось, и тут Марк заметил, что несколько завивающихся струек дыма тянутся к большой панели ДСП на стене прямо перед ним. Он хватает пилу, и, действуя ею, точно ломом, с первой попытки отламывает угол плиты. Просунув пальцы в образовавшийся зазор, отодвигает плиту в сторону.
Перед Хессом оказывается подвальное окно с двойной решеткой с внутренней стороны. В темноте за окном он видит габаритные огни пересекающего двор автомобиля. Хесс безуспешно пытается сорвать решетки, и когда автомобиль исчезает в темноте, его пронзает мысль, что вот сейчас смерть доберется до него. Он поворачивается в ту сторону, откуда наступает пламя и где лежит у его ног Роза Хартунг, и вид ее изуродованной руки подсказывает ему спасительное решение. Он снова поворачивается к окну и сразу же отмечает, что прутья решетки не толще косточек Розы, которые перепилила пила, что он держит в руках. Полотно проходит через первый прут, словно нож сквозь масло. Еще три подхода – и Хесс срывает решетку и крючок и выламывает раму.
Он поднимает Хартунг на подоконник, залезает на него сам и проползает мимо нее. Потом спиной валится вниз, увлекая Розу за собой, и, ощущая огонь у себя на затылке и джемпере, падает на влажный снег.
Закашлявшись, Марк поднимается на ноги и волочит Розу по двору. Он чувствует, будто тело у него горит, и ему хочется броситься в снег и сбить пламя. И все-таки, отхаркивая кусочки легких, Хесс продолжает свой путь и лишь метрах в двадцати от горящего дома оставляет Хартунг у каменной ограды. А сам бегом направляется в сторону леса.
122
Внутренний голос просто криком кричит Тули́н, что она обязана что-то предпринять. Согнувшись в три погибели на полу темного салона за водительским сиденьем, Найя ощущает скорость машины и чувствует каждый ее маневр. И старается вспомнить лесную дорогу, чтобы определить, когда Генцу придется полностью сконцентрироваться на вождении. Снег и темнота с нею заодно. В том, что ему придется это сделать, сомнений нет, ведь вокруг кромешная тьма, да и снегу навалило не меньше пятидесяти сантиметров. Тули́н старается представить себе, каким способом ей лучше попробовать одолеть его, будучи в буквальном смысле слова связанной по рукам и ногам. Каждую секунду, проведенную в бездействии, она считает потерянной зря. Ведь ей кровь из носу надо как можно скорее вернуться в усадьбу. Да, хотя она и не решалась поднять голову и выглянуть в окно, когда они выехали из сарая и двинулись к дороге, по треску горящего дерева и лопающегося стекла ей не составило труда оценить мощь пожара.
Тули́н вдруг замечает, что водитель сбросил скорость. Вроде бы для того, чтобы вписаться в длинный поворот. Все мышцы ее напряжены; ведь машина, судя по всему, приблизилась к большой дуге, которую дорога описывает примерно на половине пути от усадьбы к шоссе.
Она резко поднимается и выбрасывает вперед стянутые клейкой лентой руки, стараясь как бы набросить на шею водителя петлю. Но в слабом свете приборов тот замечает ее движение в зеркале заднего вида. Он, кажется, был готов к ее маневру и с силой отбрасывает ее руки назад. Найя повторяет попытку, и тогда он отпускает педали и руль и обрушивает на нее град ударов кулаком. Тули́н падает на заднее сиденье и жадно втягивает воздух одной ноздрей. Только теперь Генц останавливает машину и оставляет мотор работать на холостом ходу.
– Надо отдать тебе должное: я и вправду считал, что во всем убойном отделе только с тобой надо было держать ухо востро. Зато теперь я знаю о тебе все. Знаю даже, какой запах от тебя исходит, когда тебе приходится напрягаться и ты вся мокрая, точно новорожденный поросенок. С тобой все о’кей?
Вопрос его бессмыслен. Он с самого начала знал, что она здесь, в салоне, и когда Генц подносит нож к закрывающей ее рот ленте, ей на миг кажется, что сейчас он вонзит его в горло. Но нет, он делает надрез в тейпе, и теперь она сама может своими связанными руками сдвинуть его с губ и наконец-то глубоко вдохнуть.
– Где они? Что ты сделал с ними?
– Тебе это прекрасно известно.
Тули́н лежит на заднем сиденье, она тяжело дышит, а перед глазами у нее стоит пылающая усадьба.
– Хессу и так уже надоело коптить небо. Кстати, он просил передать тебе привет, прежде чем я перережу тебе горло, если, конечно, это тебя утешит.
Тули́н закрывает глаза. Противник чересчур силен, и от осознания этого слезы текут у нее по щекам. И плачет она и по Хессу, и по Розе Хартунг, но особенно по Ле, которая ждет ее дома и которая вообще ни при чем.
– А дочка Хартунгов? Это тоже ты?
– Да, так было нужно.
– Но для чего?..
Голос ее тонок и жалостен, и Тули́н ненавидит себя за это. На миг в салоне повисает тишина. Ей кажется, будто Генц вперил взгляд в темноту и обдумывает что-то важное. Потом он возвращается к действительности и поворачивается к ней своим черным лицом.
– Это долгая история. А я тороплюсь. Да и тебе надо поспать.
– Ге-е-е-е-енц!..
Крик вспарывает тишину, и она не узнает этот сиплый голос. Он доносится откуда-то издалека, то ли из лесной части, то ли из-под земли. Генц застывает на миг, но тут же молниеносно поворачивается и напряженно вглядывается в темноту за лобовым стеклом. Тули́н не видит его лица, но ей думается, будто он отказывается верить своим глазам. Она с огромным трудом принимает сидячее положение, чтобы тоже посмотреть туда, в самый конец образуемого фарами дальнего света светового конуса. И ей становится ясно, что так поразило Генца.
123
Легкие его вот-вот разорвутся, а сердце словно молотком колотит по ребрам. Изо рта белыми облачками прерывисто вырывается пар. Руки от холода ходят ходуном, и он с трудом удерживает пистолет в направлении на стоящую впереди перед ним машину. До нее метров семьдесят пять, и стоит Хесс ровно на том самом месте, куда он мгновение назад выскочил, точно ходячая смерть из черного, как антрацит, лесного мрака. Вначале его путь по лесу освещало пламя охватившего усадьбу пожара. Языки огня отбрасывали мощные отсветы, и он бежал в том направлении, в каком ложились тени деревьев. Марк помнил, что дорога от усадьбы идет не прямо, а образует дугу в виде огромной буквы С недалеко от перекрестья с шоссе, и он надеялся, что, дав крюка через лес, окажется там раньше машины. Но по мере того, как Хесс продвигался дальше и дальше, свет от пожара постепенно слабел. Немножко помогал ему отсвечивающий белый снег, и все-таки последнюю часть пути он пробежал практически вслепую. Вокруг царил мрак, Марк различал лишь стволы деревьев, но твердо придерживался выбранного курса, невзирая ни на какие препятствия. Несколько раз он падал плашмя на снег и в конце концов, как ему почудилось, потерял направление. Но именно в этот момент вдалеке слева от себя Хесс увидел слабый свет. Источник его был далеко, даже очень далеко от него, и при этом передвигался. Внезапно он замедлил движение, и когда Марк наконец-то выбрался на дорогу, автомобиль оказался позади него – он стоял с работающим на холостом ходу двигателем и включенным дальним светом.
