– Компьютеры, гаджеты, мобильники на месте?
– Насколько можно судить, ничего не украдено. Впрочем, люди Генца уже упаковали все железяки и отправили в лабораторию.
Найя кивает. Большинство дел, связанных с насилием и убийством, раскрываются таким путем. За счет анализа эсэмэсок, информации о звонках, содержания электронных писем или постов в «Фейсбуке» можно понять, почему случилось то, что случилось. И Тули́н уже предвкушает, как будет работать с этим материалом.
– А чем это здесь пахнет? Кого-то вырвало?
Она вдруг замечает, что здесь, в доме, все время ее преследовал какой-то неприятный прогорклый запах. Пожилой полицейский стоит с виноватым видом, и только сейчас Найя замечает, как он бледен.
– Прошу прощения. Я ведь прямо с места убийства. Думал, уже привык к… Сейчас покажу дорогу.
– Я сама найду. Ты только предупреди, когда появится сожитель.
Тули́н открывает ведущую в сад дверь террасы, а полицейский благодарно кивает.
10
Батут знавал гораздо лучшие дни, как и небольшая заросшая теплица по левую сторону от террасы. Справа же мокрая трава подбирается к задней стенке сверкающего жестяного гаража – штуки самой по себе, наверное, весьма практичной, да только никоим образом не вяжущейся с обликом белого конструктивистского здания. Тули́н направляется в дальнюю часть сада. С другой стороны живой изгороди видны прожекторы и силуэты полицейских в форме и экспертов в белом. Она пробирается сквозь заросли кустов и деревьев с желтыми и багряными листьями и выходит на натуральную детскую площадку. Возле ветхого домика для игр в струях дождя беспрестанно вспыхивает блиц, и еще издалека Тули́н узнает энергичную фигуру Генца, запечетлевающего на камеру все, что находится на месте преступления.
– Много успели?
Симон Генц отводит от видоискателя серьезный взгляд, но, увидев Тули́н, коротко улыбается. Генцу на вид лет тридцать пять, этакий живчик: говорят, только в этом году он пробежал уже пять марафонов. И кроме того, он самый молодой руководитель экспертно-криминалистического отдела полиции за всю его историю, а для Тули́н еще и один из весьма немногих коллег, к мнению которых она прислушивается. Фанат своего дела, человек острого и здравого ума – вот за что она его на самом деле уважает. А держит его на расстоянии потому, что он не раз предлагал ей совершить совместную утреннюю пробежку, чего она ни в коем случае и вообразить себе не может. За девять месяцев работы в отделе по расследованию преступлений против личности Найя, пожалуй, только с Генцем наладила более или менее неплохие отношения. Но ничего более отвращающего от физической близости, нежели служебный роман, по ее представлениям, не существует.
– Привет, Тули́н. Немного. Дождь, видишь, с нами шутки шутит, к тому же с момента убийства уже прошло несколько часов.
– Кстати, о времени убийства что-нибудь известно?
– Пока нет. Судмедэксперт вот-вот подъедет. Но могу сказать, что дождь начался незадолго до полуночи, и, думаю, тогда-то все и произошло. Если следы и оставались на территории, то теперь все они смыты напрочь. Хотя мы, конечно, продолжим поиски… Хочешь на нее посмотреть?
– Да, благодарю.
Безжизненное тело в сидячей позе на траве, скрытое наброшенной на него криминалистами белой пластиковой простыней, прислонено к одной из двух стоек, поддерживающих крышу домика для игр. А вокруг картина вполне себе благостная, с красными и желтыми листьями вьющихся растений и кустарников на заднем плане. Генц осторожным движением убирает белый пластиковый покров, открывая глазу труп женщины. Она сидит скрючившись, точно тряпичная кукла. На ней только трусы и женская сорочка, когда-то бывшая бежевого цвета; все насквозь мокрое от дождя и в многочисленных пятнах алой крови. Тули́н подходит ближе и садится на корточки, чтобы лучше рассмотреть тело. Лицо Лауры Кьер обмотано особой прочности черным тейпом. Лента врезалась в застывший открытый рот и скрывает затылок с мокрыми рыжими волосами. Один глаз у нее выбит, так что можно заглянуть глубоко в глазную впадину, а другой слепо глядит прямо перед собой. На синеватой коже бесчисленное количество порезов, рваных ран и следов от ударов. Ступни ног у нее тоже разодраны в кровь. Кисти рук, связанных крепким скотчем в районе запястий, зарылись под небольшую кучку опавшей листвы у нее перед коленями. Тули́н понадобилось лишь раз взглянуть на тело жертвы, чтобы понять, почему сплоховал пожилой полицейский. Хотя обычно вид мертвецов особого неприятия у нее не вызывает. Работа в убойном отделе не предполагает эмоционального отношения к смерти, а если кто не в силах обойтись без излишних проявлений чувств, то ему лучше сменить профессию. Но справедливости ради надо сказать, что Тули́н никогда прежде не доводилось видеть труп человека, изуродованного до такой степени, как эта прислоненная к стойке домика для игр женщина.
– Ты, конечно, еще будешь говорить с судебным медиком, но, по-моему, если судить по некоторым ранам, в какой-то момент она попыталась убежать от преступника между деревьев. То ли прочь от дома, то ли, наоборот, в дом. Но тьма стояла кромешная, а она была сильно ослаблена после ампутации, что наверняка случилось до того, как ее в конце концов усадили возле игрового домика.
– Какой такой ампутации?
– Подержи-ка это…
Генц рассеянно передал ей большую фотокамеру с блицем, подошел к самому трупу, присел на корточки и, пользуясь своим цилиндрическим фонариком, как рычагом, приподнял связанные руки женщины. Труп уже окоченел, застывшие руки механически поддались движению Генца, и Найя увидела, что правая кисть Лауры Кьер на самом деле не была скрыта опавшей листвой, как она сперва подумала. Нет, кисть была отчленена от предплечья чуть ниже запястья, где из неровной чудовищной раны торчали концы отрезанных косточек и сухожилий.
– На данный момент мы предполагаем, что это случилось здесь, на площадке, потому что ни в гараже, ни в доме следов крови не обнаружено. Я, разумеется, попросил моих людей внимательно осмотреть гараж на предмет нахождения там клейкой ленты, садовых и прочих инструментов, но пока что никаких результатов нет. Ну и, конечно, как это ни удивительно, кисть мы пока тоже нигде не нашли, хотя поиски не прекращаем.
– А не могла ее умыкнуть какая-нибудь собака? – спросил пробравшийся через сад и живую изгородь Хесс. Поеживаясь на дожде, он быстро осмотрелся, а Генц с изумлением уставился на него.
– Генц, познакомься, это Хесс. Он поработает с нами несколько дней.
– Доброе утро! Добро пожаловать. – Генц собирается протянуть Хессу руку, но тот только кивает в сторону соседнего дома:
– Кто-нибудь что-нибудь слышал? Может, кто из соседей?
Откуда-то издалека доносится дикий грохот мчащейся по мокрым рельсам электрички, и Генцу приходится кричать в ответ:
– Нет, насколько мне известно, никто ничего не слышал. Электрички нечасто ходят по ночам, а вот товарняков на этом участке хватает.
