– Отойди!
– Там ничего нет. Вы не имеете права…
– Заткнись! И дай пройти!
Янсен отталкивает каргу и стремглав поднимается наверх, слыша за спиной ее жалобные вопли. Подняв пистолет, ударом ноги распахивает дверь помещения на втором этаже, держа палец на спусковом крючке. Первые две комнаты оказываются спальнями, последняя – детской.
Над кроваткой мирно висит мобиль, однако больше в комнате ничего нет – неужели он ошибся? Но тут Янсен замечает за дверью изрисованную стену – и мгновенно понимает, кто погубил Мартина Рикса.
88
Стемнело. В это время суток последние машины, как правило, покидают промзону в Южном порту. Но не сегодня. Перед обшарпанными зданиями, когда-то служившими цехами одной из крупнейших в Копенгагене скотобоен, толпятся полицейские и криминалисты, точно муравьи, снующие взад и вперед со своими спецчемоданчиками. На улице выстроились в ряд автомобили, а в окнах выходящего на нее фасадом дома виден резкий свет установленных техниками софитов. Хесс поднимается в комнату на втором этаже и слышит то плач старухи, которую допрашивают в гостиной, то короткие приказы, то звуки шагов, скрипучие голоса по рации, но в первую очередь спор стоящих у двери Тули́н и Янсена.
– Кто дал тебе наводку на этот адрес?
– А кто сказал, что мне дали наводку? Я, может, просто мимо проезжал.
– Какого черта ты тогда не позвонил?
– Кому – тебе и Хессу? И что, это что-нибудь изменило бы?
Фотография сделана, наверное, года два назад. Стекло запылилось, но она обрамлена красивыми черными планочками и лежит на подушке в детской кроватке рядом с пустышкой и локоном тонких белесых волос. Молодая мать стоит рядом с кувёзом
[32] и держит на руках завернутого в пеленку ребенка, улыбаясь в объектив камеры. Улыбка, однако, у нее вымученная – усталая и, видно, стоившая ей немалых усилий. Поскольку на женщине помятый больничный халат, Хесс предполагает, что снимали ее в больнице вскоре после родов. Да, а вот в глазах женщины улыбка отсутствует. Взгляд у нее какой-то настороженный, отчужденный, словно ей только что всучили ребенка и она старается сыграть роль, к которой совершенно не подготовлена.
Нет никакого сомнения, что женщина на фото – это та самая миловидная медсестра с серьезным взглядом, которую они встретили в детском отделении Центральной больницы, когда беседовали с Хуссейном Маджидом о Магнусе Кьере и Софии Сайер-Лассен. С тех пор как была сделана фотография, волосы у нее отросли, лицо стало старше, а улыбки как не бывало. Но это точно она, и Хесс ломает голову, пытаясь отыскать связь между медсестрой и преступлением.
На пути из «принудиловки» беседа с Линусом Беккером, словно злокачественная опухоль, не давала ему покоя. Сидя в машине рядом с Тули́н, он только и думал о том, как им выйти на след преступника, используя архивные фотографии, к которым Беккер получил доступ, взломав сервер экспертно-криминалистического отдела. Но тут стали поступать новости. Сперва позвонил Генц, а потом – один из оперов, работавших в министерстве, который теперь направлялся в Южный порт на подмогу Янсену. Не нужно было обладать богатым воображением, чтобы догадаться: кто-то из коллег, изучавших документы в министерстве, предупредил его. Хотя сейчас этот факт уже не имел особого значения на фоне успеха, которого следствию удалось добиться благодаря находке дела Бенедикте Сканс и ее сожителя.
– Что удалось выяснить? – Нюландер только что прибыл, и дискуссия с Тули́н, к явному облегчению Янсена, прервалась.
– Жилье арендует Бенедикте Сканс, двадцати восьми лет, медсестра Центральной больницы. Полтора года назад у нее с сожителем по решению копенгагенского муниципалитета изъяли ребенка, которого передали на воспитание в приемную семью. И тогда Бенедикте Сканс подала иск к администрации и обратилась к прессе с нападками на министра соцзащиты за призывы к местным властям чаще пользоваться правом изъятия детей у пренебрегающих своими обязанностями родителей.
– Ты имеешь в виду Розу Хартунг?
– Да. СМИ наживу заглотили, но журналисты быстро сообразили, что для изъятия ребенка из семьи имелись все основания, и предали историю забвению. Однако Бенедикте Сканс и ее сожитель ее не забыли, тем более что вскоре их ребенок умер. Сканс госпитализировали в закрытую лечебницу, откуда она вышла только в конце весны этого года. Ее восстановили в прежней должности, и они вместе с сожителем вернулись сюда, но, как ты увидишь по вырезкам на стене, вовсе не для того, чтобы забыть о произошедшем.
Хесс к их разговору не прислушивается – он рассматривает найденные материалы. Большинство их известны ему по копиям документов из хранящихся в копенгагенском горсовете, которые один из оперативников захватил с собой из министерства. Молодые годы Бенедикте Сканс, проведенные в Тингбьерге, исчерпывающе характеризуют такие ключевые слова, как «гашиш», «ночная жизнь» и «незаконченное обучение на продавца одежды». В двадцать один год она поступила в медицинский колледж в Копенгагене, который и окончила с приличными оценками, получив диплом медсестры. Тогда же встретилась со своим возлюбленным, Асгером Неергором, который учился вместе с ней в средней школе в Тингбьерге, только двумя классами старше. Асгер за это время отслужил в бронетанковом полку в Слагельсе и даже побывал в командировке в Афганистане. В конце концов они обустроили совместное жилье в одном из зданий бывшей скотобойни. Бенедикте Сканс устроилась на работу в детское отделение Центральной больницы, жизнь вроде бы наладилась, и они решили обзавестись ребенком. Забеременеть ей удалось не сразу, однако, когда это произошло, у нее, судя по записям куратора из муниципалитета, начались нервные срывы и появились проблемы с самооценкой. В двадцать шесть лет она родила мальчика на два месяца раньше срока, и у нее случился послеродовой психоз. Полноценной помощи от отца ребенка, по-видимому, ждать не приходилось. Так, куратор счел двадцатишестилетнего тогда солдата недостаточно зрелым и слишком замкнутым, причем временами, подзуживаемый Бенедикте, он вообще вел себя агрессивно. Муниципалы предоставили им ряд льгот, однако через полгода психическое состояние Бенедикте Сканс ухудшилось, и у нее диагностировали биполярное расстройство. Как-то раз соцработники целых две недели не могли связаться с Бенедикте и обратились в полицию. Полицейские навестили семью, и, как выяснилось, очень вовремя. Семимесячный мальчик лежал без сознания в своей кроватке, перемазанный испражнениями и рвотной массой. Налицо были все признаки недоедания. В больнице выяснилось, что у ребенка хроническая астма и аллергия на некоторые пищевые продукты, так что несколько кусочков шоколада с орехами, которые ему дали незадолго до прихода полицейских, могли оказаться для него смертельно опасными.
Несмотря на то что полицейские, по всей вероятности, спасли ребенку жизнь, их появление в ее доме привело Бенедикте Сканс в бешенство. С помощью адвоката по назначению она начала дело против властей и одним из орудий возмездия избрала прессу. Во множестве интервью Бенедикте гневно осуждала власти за то, как они обошлись с ее маленькой семьей. «Уж если я плохая мать, то плохих матерей на свете море», – так гласил заголовок одного из материалов, обнаруженных в деле. Поскольку муниципалитет не опубликовал сообщения о небрежении ею родительскими обязанностями, создавалось впечатление, что обличительные высказывания Бенедикте Сканс имеют под собой основания. Эта вакханалия в прессе продолжалась до тех пор, пока министр Роза Хартунг не напомнила СМИ и местным властям, что жесткое толкование статьи 42 Закона о соцзащите об изъятии детей из неблагополучных семей осуществляется именно в интересах ребенка. Журналисты вроде бы осознали, что в данном случае муниципалы имели все основания поступить по всей строгости закона, и критические голоса замолкли. И тут произошла трагедия. Мальчика поместили в замещающую семью, проживающую в Северной Зеландии, и все, видимо, шло хорошо, но всего два месяца спустя он умер от воспаления легких. Бенедикте Сканс набросилась с кулаками на инспектора соцзащиты, принесшего ей известие об этом, после чего амбулаторное лечение у психиатра для нее заменили на стационарное в психиатрической лечебнице Святого Иоанна в Роскилле, откуда она выписалась весной и тогда же возвратилась на свое рабочее место в Центральной больнице.
