29 ноября 1901 года общество IV Жохсогонского наслега, где служил старостой Иван Елисеевич Кулаковский, выбрало А. Е. Кулаковского своим доверенным по вопросу о разделении Ботурусского улуса.
Вместе с головой Ботурусского улуса Е. Д. Николаевым А. Е. Кулаковский написал тогда докладную, доказывающую, что мысль разделить улус «по системе двух рек Таатта и Амга нисколько не соответствует действительным условиям бытовой жизни ботурусцев, как желающих отделиться, так и остающихся при прежней управе». К докладной была приложена карта Ботурусского улуса, собственноручно начерченная Алексеем Елисеевичем.
Видимо, и докладная, и необычный наслежный писарь оказались замеченными в Якутске. Когда 22 декабря 1901 года А. Е. Кулаковский вместе с братом Иваном Елисеевичем Кулаковским, старостой IV Жохсогонского наслега, написал — «Общество составило приговор о переделе земель уже три года назад, но, тем не менее, фактически дележ не состоялся до сих пор. Причиной тому служит тот факт, что часть общества, владеющая лучшими покосами, препятствует дележу» — прошение о равномерном распределении земли, якутский губернатор начертал на нем: «Брат реалист — прекрасно учившийся, приглашен на совещание в феврале 1902 года».
К сожалению, на съезд, обсуждавший разработанную губернатором В. Скрипицыным инструкцию «О порядке уравнительного распределения в наслеге земель между общественниками в соответствии с податными и повинностными платежами», Кулаковский не попал.
«Съезд, созванный к 7 декабря, к сроку не состоялся, а прошел 7 февраля 1902 года, — записал он в дневнике. — Меня приглашал советник С. А. Климовский. Но приглашение получено 9 февраля, потому я не поехал. Чему рад и не рад в одно и то же время, — рад, потому что, во-первых, относительно финансов я избавлен от больших расходов, во-вторых, будучи участником съезда, я должен быть поставлен между двух огней новаторами и консерваторами (признаться, я обеих партий сильно трушу). Не рад потому, что, во-первых, лишен удовольствия побывать в городе, иметь дело с якутской и русской интеллигенцией, говорить, рассуждать и, вообще, иметь соприкосновение с ней, чего очень хотелось бы мне; во-вторых, предлагаемый г. Губернатором способ уравнения земель представляет жгучий и животрепещущий вопрос для настоящей и будущей жизни якутов по своей важности; интересно было бы знать мнения, доводы, взгляды по сему вопросу, ибо у меня много неразрешенных и неразъясненных мотивов относительно раздела семей. По-моему, принципиально инструкция г. Губернатора — вещь очень хорошая, гуманная; но в частностях встречается много неудобств, например, есть много факторов, которыми станут злоупотреблять богачи-кулаки для своих эксплуатаций…».
Влияние и известность Алексея Елисеевича Кулаковского, несомненно, росли — за свои заслуги он был избран почетным инородцем IV Жохсогонского наслега — вот только благосостояние его, несмотря на полученное от тещи наследство, так и не улучшилось.
Подводя итоги 1901 года, Алексей Елисеевич записал в дневнике: «1 января 1902 года у меня было 30 штук рогатого скота и 25 штук конного. Писарством зарабатывал в год 250 рублей. Должен разным лицам… 550 рублей».
Продав имеющийся скот, Алексей Елисеевич, наверное, расплатился бы с долгом, но тогда у него ничего бы и не осталось кроме жалованья.
Этот первый год якутской литературы оказался печальным для Кулаковского и несчастным для его семьи. Следом за тещей умерла дочь Раиса — первый ребенок Кулаковских. Утешением для молодой семьи стало рождение 19 марта 1902 года дочери Ларисы. Как и Раису, ее крестили в Ытык-Кёльской церкви… А через год, весной 1903 года, Алексей Елисеевич Кулаковский — он уже носил звание почетного инородца! — все-таки перевез семью в Учай, и там, 12 мая 1903 года, родилась еще одна дочь — Сусанна.
Ну а летом, в июне 1903 года, за растрату казенных денег писарь Ботурусского улуса В. В. Шестаков, под руководством которого начинал Алексей Елисеевич Кулаковский свою чиновничью карьеру, был снят с работы.
19 сентября 1903 года на общем собрании родоначальников и доверенных наслегов Ботурусского улуса почетного инородца IV Жохсогонского наслега А. Е. Кулаковского выбрали письмоводителем Ботурусской инородной управы.
7
В начале августа 1904 года по приговору общего собрания инородцев Ботурусского улуса А. Е. Кулаковский вместе с А. П. Рязанским, М. С. Шоломовым был делегирован в Якутск на съезд инородцев восьми улусов.
Съезд проходил сразу после суда над участниками знаменитого «Протеста Романовки».
Этот инцидент произошел в Якутске 18 февраля 1904 года. Возмутившись распоряжением иркутского генерал-губернатора П. И. Кутайсова о наказаниях за «самовольные отлучки» из города, 56 ссыльных вооружились и, закрывшись в доме якута Романова, начали шантажировать власти, требуя отмены распоряжения.
Дом был оцеплен полицией, казаками и солдатами, и через две недели осады большевик Виктор Константинович Курнатовский открыл стрельбу. Два солдата были убиты. В ответ открыли стрельбу и полицейские. Один из ссыльных оказался убит, двое ранены, остальные сдались.
10—13 августа Якутский окружной суд приговорил 55 участников восстания к двенадцати годам каторги
[48].
Политические ссыльные играли тогда чрезвычайно важную роль в системе образования и, если угодно, в развитии культуры и самосознания якутов. И естественно, что, хотя в повестку якутского съезда инородцев восьми улусов были включены только вопросы хозяйствования и землепользования, делегаты первым делом начали обсуждать «Протест Романовки», а вызванные из Петербурга адвокаты «романовцев А. Зарудный и В. Беренштам давали подробные разъяснения о причине и цели протеста».
«Съезд состоял… из волостных старшин, а также более образованных якутов… — писал, вспоминая об этом съезде, адвокат В. Беренштам. — Заседание его было открыто в большом амбаре без окон, но с хорошими дверьми, окованными железными полосами… Стулья были поставлены только для стариков и для нас… Начался съезд чтением выдержек из газет о положении ссылки и приветственной речью к нам… Все указывали на то, как ссылка разоряет край, заставляет «оковывать двери» от уголовных, как тяжело и без того полуголодным якутам содержать неведомых пришельцев… Сами якуты произвели хорошее впечатление. Среди них пока очень мало интеллигенции. На весь народ десяток — не более. Высшее учебное заведение закончил один-единственный человек — доктор Сокольников… Но якуты живой, гостеприимный народ, интересующийся всем, что творится на белом свете…»
[49].
