Тем более что охваченные верноподданнической эйфорией делегаты приняли совершенно бессодержательную повестку, которая вообще не предусматривала, как показалось Кулаковскому, обсуждения серьезных проблем якутской жизни…
Стоило ли тогда, как говорят якуты, менять жир на гнилую рыбу?
Письмо «Якутской интеллигенции» было написано и разослано друзьям, которых Алексей Елисеевич считал своими единомышленниками.
В письме Кулаковский прямо писал, что «говорящим о переменах не поверят — и им при агитациях придется серьезно считаться с фактом недоверия и традиционных понятий, ибо, как я говорю, мы — якуты одержимы роковой иллюзией самообмана — чего не пробовали, того не знаем».
Так и случилось…
Друзья-единомышленники восприняли лишь тревогу Алексея Елисеевича за судьбу якутского народа, а предлагаемые им пути выхода не воодушевили их.
Уместно будет заметить тут, что как раз в эти годы, когда Алексею Елисеевичу так и не удалось создать в Якутске Общество якутских культуртрегеров, Миней Израилевич Губельман, более известный в дальнейшем под псевдонимом Емельян Ярославский, создал в Якутске кружок «Юный социал-демократ», через который прошли многие представители якутской учащейся молодежи.
Но это замечание попутное и мы еще вернемся к нему…
Наверное, если бы А. Е. Кулаковский объяснил Василию Васильевичу Никифорову, что он вынужден покинуть съезд, чтобы ехать в Вилюйск на работу, его отъезд не вызвал бы столь сильного гнева лидера якутской интеллигенции.
Но Кулаковский прятаться за приказ не стал.
Пока шел съезд, он продолжал оставаться в Якутске, собираясь в неблизкий путь.
Более того… Свое недовольство съездом Алексей Елисеевич выразил в «Чабыргахе»
[83], написанном скорее всего еще в Якутске.
По поводу этого «Чабыргаха» А. Е. Кулаковского в сборнике «Ырыа-хосгоон» 1946 года был сделан такой редакционный комментарий: «Написан в 1912 году. В нем в беспечно-шутливой форме мастерски затронуты наисерьезнейшие проблемы якутской жизни, как-то: угрожавшие тогда по проекту царского министра Столыпина переселение якутов на север, засуха и голодовки, суровый климат края, соседство с Ледовитым океаном. Автор оптимистически призывает встретить эти трудности жизни (трагедию народа), не отчаиваясь, бодро и весело, и со своей стороны благословляет на торжество радости, изобилия и счастья; характерно, что это дано в этом миниатюрном чабыргахе».
Не сказано было в комментарии только о том, что призыв бодро и весело встретить трагедию народа А. Е. Кулаковский адресовал участникам юбилейного съезда инородцев.
3
Наверное, ни о чем не мечтал Кулаковский так сильно, как о продолжении своей учебы. Чтобы изыскать возможности для этого, он пускался в сомнительные авантюры со строительными подрядами, готов был писать просительные послания…
И это не парадокс, а закономерность, что человек, столь сильно страдавший из-за невозможности продолжения систематического образования, так настойчиво и осмысленно стремится к занятиям педагогической работой.
Учительство было призванием Алексея Елисеевича Кулаковского и в прямом, и в переносном смысле.
Сохранившиеся воспоминания рисуют его педагогом, который не только доступно и просто излагал учебный материал и вызывал в ребенке интерес к учебе, но и воспитывал ученика, пробуждал в детской душе любовь к родному языку, обычаям, укладу народной жизни.
Как пишет Л. Р. Кулаковская, Алексей Елисеевич «всегда очень тщательно готовился к урокам и относился к ним как к важнейшей форме процесса познания мира учащимися. От того, как дети познают мир, какие убеждения формируются у них, зависит весь строй их духовной жизни. Кулаковский считал, что ребенок мыслит образами. Потому основным методом ведения уроков у него было образное, осмысленное освоение окружающего мира посредством пробуждения воссоздающего воображения. Например, часто обращался к крылатым фразам типа «никогда не вернешь потерянного времени, никогда не исправишь сделанного зла», афоризмам «пифагоровы штаны во все стороны равны», пословицам и поговоркам, а также умело использовал собственные изречения типа «аччайбыта «а», усгаабыта «у», оппойбута «о», экчэйбитэ «э»
[84].
Во внеурочное время Кулаковский ходил со своими учениками в походы, читал переведенные специально для них на якутский язык произведения Пушкина и Толстого, Тургенева и Лермонтова.
В Вилюйском училище Кулаковский преподавал физику, геометрию, русский язык, арифметику и даже рисование, но какой бы предмет ни вел, прежде всего он занимался образованием детей.
Вдумаемся в то, что такое вообще: образование…
Вроде бы очевидно, что учительскую работу нельзя оценить только качеством и уровнем знаний, которые получают ученики, особенно если оценка этой работы будет сведена к результатам сдачи учениками ЕГЭ.
И тем не менее только в последнее время начинает появляться осознание, что сами по себе знания имеют очень малое отношение к подлинному образованию, суть которого заложена в самом этом слове…
Образование — это об-ра-зо-ва-ни-е из учеников граждан своей родины, людей, способных своим трудом, своим служением продолжить историю своего народа.
Нет сомнения, что именно в таком об-ра-зо-ва-ни-и и заключалась суть педагогической работы Алексея Елисеевича Кулаковского.
Среди его учеников мы не найдем, говоря языком современных российских реалий, высокообразованных специалистов, поставляемых нашей страной в различные силиконовые и кремниевые долины США и Западной Европы. Зато мы обнаруживаем в списке учеников Кулаковского в Вилюйском училище имена Степана Максимовича Аржакова и Исидора Никифоровича Барахова — оба они станут председателями Совета народных комиссаров ЯАССР, оба очень много сделают для якутского народа. Зато среди учеников Кулаковского в Черкёхе мы увидим Дмитрия Коновича Сивцева (Суорун Омоллона) и Николая Егоровича Мординова (Аммы Аччыгыйа), которые станут народными писателями Якутии, внесшими огромный вклад в формирование самосознания якутского народа.
Безусловно, к этим воспитанникам Алексея Елисеевича Кулаковского с полным правом можно отнести слово «образование». Проходя у него курс обучения, они действительно об-ра-зо-вы-ва-лись как граждане, как достойные представители своего народа.
Однако неправильно было бы ограничивать педагогическую деятельность Кулаковского только непосредственными учениками его. Безусловно, учеников у Алексея Елисеевича было гораздо больше.
И в Вилюйском училище отношения педагог — учащийся, учитель — ученик связывали его не только с учениками училища, но и с таким молодым преподавателем, как Семен Андреевич Новгородов.
