Впрочем, были и другие причины, обусловившие исчезновение Кулаковского еще из пролога «земской» пьесы…
28 мая 1918 года из Иркутска выступил экспедиционный отряд под командованием Апполинария Сигизмундовича Рыдзинского, костяк которого составляла польская рота. В Качуге поляки погрузились на пароходы и баржи и продолжили свой путь к Якутску по реке. 23 июня отряд прибыл в Витим, откуда командир направил в Якутск ультиматум. Соловьев и Никифоров отказались подчиниться, и 1 июля 1918 года Якутск был взят штурмом
[104].
Рыдзинский провел в городе ряд расстрелов и наложил контрибуцию на население в размере полутора миллионов рублей.
3
Не трудно представить, что чувствовал, как ощущал себя Алексей Елисеевич Кулаковский летом 1918 года.
Стоял полярный день. Солнце не заходило ни днем ни ночью.
Шла летняя путина. Темно-синие омули толпились с громоздящимися, как молодые бычки, многопудовыми тайменями.
Все было как в поэме А. Е. Кулаковского:
Икромечущих
В тихих заводях убаюкивая,
Молоками брызжущих
В глубоких омутах приголубливая.
Новорожденных мальков
В теплых водах воспитывая,
Бока их окрашивая
В серебристый цвет,
Брюшка разукрашивая
В золотистый цвет,
В чешую одевая,
Быстротой наделяя,
От истоков реки до устья реки
Собрала я их несметные косяки.
Подтянула сюда лавинами
И к тебе, словно войско, двинула.
Но 6 июля 1918 года из Якутска вышел пароход «Лена» с вооруженным отрядом на борту. Перед возглавлявшими отряд комиссарами П. П. Кочневым и А. Акуловским была поставлена задача: установить в Булуне советскую власть и собрать с жителей контрибуцию.
Так комиссары и поступили.
Приехав в Булун, они арестовали милицию и местную власть, реквизировали продовольственные товары и конфисковали у местных жителей более десяти тысяч песцовых шкур, не считая другого личного имущества булунцев.
По злой иронии нашествие отряда П. П. Кочнева совпало с другим страшным бедствием. Со 2 по 14 июля Верхоянский улус постигло беспримерное по размерам наводнение, буквально опустошившее и улус, и город Верхоянск, жители которого едва успели уйти в горы. Но имущество — склады продуктов, масса скота — погибло, а дома и юрты были снесены или испорчены…
Происходящее как-то поразительно точно напоминало картину, нарисованную Кулаковским в «Дарах реки»:
А бабушка начала поднимать валы,
А бабушка заревела из белой мглы,
Девять дней и девять ночей
Бушевала, бурлила и бесновалась,
Льдами гремела, пургой бросалась,
Лязгала,
Грохотала и скрежетала,
На десятый день
Успокоилась мало-мало,
На дочь свою подняла грозные очи,
Заговорила словами,
Тяжелыми, словно льдины:
— Видишь мои седины?
Со времени сотворения мира
Держу я нерушимую клятву
Бороться
Против светло-белого солнца
Да против ничтожных двуногих существ.
Тем велика я
И тем известна.
Как явствует из показаний комиссара-большевика Акуловского, в Булуне они не нашли уполномоченного земства по Верхоянскому уезду Кулаковского.
«По приезде моем в с. Булун комиссара Винокурова и Верхоянского Окружного комиссара Кулаковского в Булуне я не застал, — показывал Акуловский на допросе. — Кулаковский скрылся, а Винокуров находился на песках… Делопроизводство комиссара Кулаковского мною было принято от письмоводителя Д. И. Слепцова, ныне живущего в Якутске»…
4
Куда скрылся Кулаковский, догадаться нетрудно, если вспомнить, что наводнение началось за четыре дня до выхода из Якутска парохода «Лена» и Алексей Елисеевич Кулаковский о падении Якутска и готовящемся походе на Булун знать не мог, а вот о наводнении уже был наслышан.
Из сохранившихся документов явствует, что Кулаковский летом 1918 года «имел у себя 40 000 р. наличных денег. Можно было г. Кулаковскому, спасшему более 10 000 руб. денег, жить на Омолое
[105] до установления санного пути и заботиться подряжением грузов, и вовремя придвинул груз, и может быть спас свой округ от голодовки».
Видимо, узнав о наводнении, Алексей Елисеевич взял десять тысяч рублей из имевшихся в наличии 40 тысяч рублей и отправился в пострадавшие районы
[106]. Как именно организовывал он помощь, мы не знаем, но что-то Кулаковский, очевидно, сумел сделать, если все-таки «спас свой округ от голодовки».
Спасая других, Кулаковский спасся и сам от большевистской расправы.
Все-таки он был самым главным представителем антибольшевистского Якутского областного совета, объявившего о своей независимости, и расстрелять его могли, так сказать, по должности…
Еще одно доказательство тому, что Кулаковский покинул Булун, не зная ничего о приближающейся на пароходе «Лена» опасности, мы находим в письме М. Калугина от 26 октября 1918 года, в котором тот пишет Кулаковскому: «Что касается Ваших рукописей, то таковых я совершенно не видел и не знаю, где они находились, но насколько я слышал, они также отправлены в Якутск».
Рукописи свои Алексей Елисеевич считал самым главным своим имуществом и конечно же, если бы бежал от красных, обязательно захватил бы их с собой.
Но он не бежал, просто выезжал в район, пострадавший от наводнения, и естественно, что не стал подвергать рукописи ненужному риску…
Власть поляков-большевиков продержалась в Якутске чуть больше месяца.
23 июля в Омске было создано Временное Сибирское правительство и власть Совдепа пала в Сибири от Урала до Дальнего Востока.
Наводить порядки в Якутии отправили поручика Михаила Ильича Гордеева. 5 августа он предъявил ультиматум Якутского Совдепа и 31 августа 1918 года власть в Якутске снова вернулась к Василию Николаевичу Соловьеву, ставшему теперь управляющим Якутской области Временного Сибирского правительства.