К началу учебного года Кулаковский приехал из Оймякона в Таатту и сразу отправился в Якутск, чтобы сдать готовый материал.
Он был в Якутске, когда 29 сентября 1921 года вышло постановление № 108 губревкома, которое определило виды изоляции тойонов и кулаков по четырем категориям. Принудительными работами теперь следовало наказать даже нетрудоспособных. Проводилось это постановление в жизнь самыми жесткими методами.
За три дня до выхода постановления был издан приказ об уничтожении всех бандитов и их приспешников, взятии в заложники их семей и конфискации имущества.
В ответ начало формироваться сопротивление.
Из Нелькана в Центральную Якутию двинулся отряд корнета В. А. Коробейникова, а в Охотске высадился из Приморья десант войскового старшины, есаула В. Бочкарева, снаряженного главой дальневосточного правительства Спиридоном Денисовичем Меркуловым. Есаул захватил Охотск и, чтобы «освободить братьев якутов от ига пришельцев», послал отряды в арктические районы Якутии.
1 октября 1921 года Алексей Елисеевич Кулаковский подписал у начальника ГПУ С. М. Аржакова (своего бывшего ученика) открытый лист № 2092 и пропуск к тому же номеру сроком до 1 октября 1922 года и вернулся в Черкёх.
Похоже, что коллег-учителей Алексей Елисеевич в Черкёхе уже не застал…
Существуют достаточно противоречивые сведения об «исходе» учителей Черкёхской школы. С одной стороны, есть телеграмма об отсутствии учителей в Тааттинской школе, которую вридпредтаатволревкома Огоюкин отправил в губнаробраз еще 2 октября 1921-го, а с другой — многие исследователи связывают учительский «исход» с образованием 8 ноября 1921 года Тааттинской комячейки и Ботурусского особого конно-ударного отрада губчека К. Сокольникова.
С 4 ноября 1921 года в заречных улусах (Мегинская, Баягантайская, Дюпсинская, Борогонская, Тааттинская, Ботурусская, 1-я и 2-я Амгинские, Восточно-Кангаласская волости) было введено военное положение.
В Таатту приехал тогда 22-летний Аржаков. Приехал в должности уполномоченного Якутского губревкома и губчека, начальника особого отдела при сводном отряде Красной армии.
Приехал он наводить порядки — в заречных улусах было введено военное положение и начались аресты — но так получилось, что еще он приехал, чтобы держать экзамен у своего же учителя.
«По отношению же реквизиции, конфискации, до дня моего приезда в Таатту ни одного не было, — телеграфировал С. М. Аржаков 26 ноября П. Ойунскому. — Всего из Татволос-ти направлено арестованных в Амгу (Слободу) 14 женщин на основании приказа командующего 5-ой армией. Это всё жены бежавших к белым. Из мужчин отправлено 15. Против каждого имеется особо веский материал. Все эти лица были задержаны еще до моего прибытия сюда начагентуры Петуховым… Большое недоумение среди населения осталось только арестом жен бежавших и родственников. Арест произведен правильно»…
Как мы уже писали, одним из тех, кого арестовали и отправили в Амгинскую Слободу, был 57-летний старший брат А. Е. Кулаковского, уважаемый и почитаемый народный певец И. Е. Кулаковский — Оонньуулаах Уйбаан, бывший голова Тааттинского улуса.
Мы уже говорили, что из-за ревматизма, разыгравшегося после первой отсидки, он мог передвигаться только с помощью табуретки, и какую опасность он представлял для большевиков, не понятно, но не зря ведь постановление № 108 губревкома рекомендовало подвергать принудительным работам и нетрудоспособных.
Чтобы спасти брата, А. Е. Кулаковский ездил в Баягу: встретиться с начальником ГПУ С. М. Аржаковым.
— Быйаарсан баран ыытыахтара…
[126] — заверил тот своего учителя.
Разрубленный саблей труп Ивана Елисеевича Кулаковского обнаружился через несколько недель стоящим в сугробе возле дороги около Амгинской Слободы.
Сразу уточним, что события Гражданской войны в Якутии не имели столь массового характера, как в Центральной России или на Украине. Здесь не сшибались многотысячные армии, боевые действия ограничивались столкновениями нескольких сотен человек с одной и с другой стороны. И репрессии 1920-х годов тоже были не столь масштабными… Арестовывались и расстреливались не тысячи, а всего лишь десятки человек…
Я говорю это к тому, что едва ли можно оправдать Аржакова неосведомленностью или невозможностью разобраться в происходящем.
В 1922 году он возглавлял местное ГПУ и, в принципе, если бы захотел, мог бы выяснить, почему арестован Иван Елисеевич Кулаковский, и конечно же его полномочий хватало, чтобы не доводить дело до казни — Иван Елисеевич был уже достаточно пожилым, едва передвигающимся человеком.
5
Смерти приглянулась тогда семья Кулаковских…
2 января 1922 года умерла мать, 84-летняя Анастасия Николаевна Кулаковская.
Потом привезли в Черкёх тело Ивана Алексеевича. Какая-то шекспировская драматургия присутствует в этом педагогическом сюжете, разворачивающемся на Гражданской войне.
Момент встречи Алексея Елисеевича со старшим братом запомнил его ученик — народный писатель Дмитрий Конович Сивцев (Суорун Омоллон).
«Около школы, внезапно увидев на санях труп и оторопев от неожиданности, с возгласом: «Что это?!» Алексей Елисеевич кинулся к саням, развернул и увидел брата».
С беспощадно реалистической точностью рисует народный писатель драму, которую переживает Алексей Елисеевич Кулаковский в это мгновение.
Если бы Кулаковский разразился гневным монологом, если бы он обличал с присущей ему страстностью убийц брата и их главного руководителя Аржакова, это было бы, может быть, и ярче, но в этом уже не было бы учителя Алексея Елисеевича Кулаковского…
Неловкий, полузадушенный вопрос: «Что это?» — относится не к останкам брата…
Не требовалось и всеведения Кулаковского, чтобы отгадать, чей труп привезли на санях к школе.
Кулаковский совершенно точно знает, кто это.
Но он спрашивает: «Что это?» — потому что не понимает, что происходит, не понимает, почему творится этот страшный обман, и творит его — его ученик, которому совершенно незачем было делать это…
Тело Ивана Елисеевича Кулаковского разморозили в проруби, разрубленные места склеили растопленным воском и похоронили в местности Амыдай.
Склеить веру в свои силы после этой трагедии Алексею Елисеевичу Кулаковскому было труднее.
Пусть умру,
Не увидев больше солнца,
Пусть живу,
Не увидев больше счастья.
Пусть брожу,
Позабыв о спокойной жизни, —
напишет он в эти дни…
Перед очагом, огнем священным,
На шкуре старого жеребца,
На коленях стоя и сгорбив спину,
На пятках сидя, крючком согнувшись,
Костями предков на аранчасах
[127]
Страшной клятвой клянусь сейчас я.
Ужасный зарок принимаю,
Жуткое проклятие на себя навлекаю.
Пусть эта клятва
Проникает к людям
В мозги,
Под каменные макушки
[128],
Стихотворение написано Алексеем Елисеевичем Кулаковским в 1921 году. Кажется, вся мистическая сила «Материалов для изучения верований якутов», которые собирал Кулаковский, воплотилась в этом страшном тексте…
