Разумеется, категоричность этого утверждения можно объяснить вполне оправданным в советские годы стремлением сделать Кулаковского, хотя бы по происхождению своему, более социально близким правящему классу, но есть документы, опровергающие это мнение.
Сохранилось прошение родовича Тыарасинского наслега Николая Собакина, поданное им в Якутский земский суд 14 августа 1863 года. Прошение — спор идет о сенокосных угодьях на месте спущенного озера! — составлено и написано, как утверждает Л. Р. Кулаковская, рукой самого Собакина и завершается словами: «…проситель Николай Собакин подписуюсь собственноручно»
[21].
Как бы то ни было, но, когда пришло время, внука Алексея решено было учить, и в начале сентября 1886 года его повезли в Чурапчинскую школу.
Согласно семейному преданию Кулаковских, маленький Алексей проплакал всю дорогу до школы.
— Что ты плачешь? — утешали его. — Тебе же нравится учиться… Ты же любишь карандаши!
— Ну, ладно… — соглашался Алексей. — Вези-вези…
Но через несколько километров все начиналось сначала.
— Дедушка, зачем ты везешь любимого внука туда, где не протухло ни одно яйцо, где не пропал ни один молодец?
[22]
Впрочем, как писал сам Алексей Елисеевич: «Нижний мир имеет свои особые солнце и луну, которые оба щербаты и дают плохой свет подобный цвету «недоваренной мутной ухи» из карасей…».
Говорил он это по поводу якутской мифологии, но применимы эти слова и к погруженному в мир якутских сказок и мифов детству самого Алексея Кулаковского.
Про учебу Алексея Елисеевича Кулаковского в Чурапчинской школе известно немного.
Преподавателями его были вначале Николай Кирикович Горловский, а под конец учебы — Александр Ильич Некрасов, одноклассниками — Илья Башарин, Михаил Дьячковский, Акакий Картузов, Михаил Оросин, Григорий Лысков, Петр Собакин, Александр Игнатьев… Со многими чурапчинскими соучениками А. Е. Кулаковскому не раз доведется встретиться на протяжении взрослой жизни.
Насколько хорошими были учителя, можно судить по тому, что, во-первых, им, несомненно, удалось пробудить в Кулаковском любовь к знаниям, а во-вторых, заложить в подростке достаточно прочный фундамент для возможности продолжения учебы. Поступая после Чурапчинской школы в училище в Якутске, Алексей Кулаковский легко выдержал вступительные экзамены.
7
В архиве писателя сохранилась тетрадь, в которой записано, «сколько верст сделал Ексекюлях в течение своей жизни».
Под номером первым идет запись: «Из Амги до Чурапчи… пять раз — 10 концов по сто верст».
Вроде бы для человека, изъездившего всю Якутию вдоль и поперек, вспоминать о детских поездках на каникулы не солидно, но Алексей Елисеевич Кулаковский начал именно с этой записи, потому что как и большие, взрослые путешествия, эти школьные стоверстовые маршруты разделяли его жизнь…
После первого класса Кулаковский совершил свое первое путешествие — 60 верст от Чурапчи до Черкёха и 30 верст от Черкёха до Учая.
Егор Дмитриевич Кулаковский вспоминал, что, впервые увидев тогда в Учае незнакомого мальчика, он подумал: если будет драка, то он обязательно победит его. Правда, как потом выяснилось, сам Алексей Кулаковский, разглядывая Егора, подумал то же самое, только уже о своей победе.
Вглядываясь в детские и подростковые годы будущего писателя, легко обнаружить воистину судьбоносные рубежи и знаки, обусловливающие течение его жизни.
Посудите сами…
Дед увозит его на учебу в Чурапчу, устроив здесь на полный пансион, и всего через год умирает Ирина Дмитриевна, а еще через год и сам Николай Алексеевич.
Такое ощущение, что, завершив свою воспитательную миссию, дед и бабушка завершают свои дела в этой жизни и уходят из нее.
Роль бабушки и деда в жизни Алексея Елисеевича станет еще более очевидной, если мы вспомним, что между их смертями вместилась еще одна утрата в жизни Алексея Кулаковского…
25 ноября 1888 года учитель Чурапчинской народной школы Н. Горловский обратился к властям с просьбой сделать распоряжение о вызове для обучения трех пансионеров: Ильи Башарина, Алексея Кулаковского и Ивана Захарова, уехавших на короткий срок для свидания с родителями и не вернувшихся на учебу…
Причина задержки Алексея Кулаковского у родителей в IV Жохсогонском наслеге выяснилась через два месяца.
Видимо, в конце января 1889 года пришла пора Кулаковским возвращать половинки золотой монеты, которую проглотила мать. Сыновья ее Иродион и Алексей заболели оспой.
Но Алексей, выросший у бабушки и деда Собакиных и огражденный сказками и преданиями, выздоровел, а Иродион умер.
Рассказывают, что он, проживший всего девять лет, уже умел читать и писать, решать сложные арифметические задачи, а также имел — так написано на его надгробии! — рост взрослого человека и поднимал тяжести, которые тоже под силу только взрослому мужчине.
Иродион умер от оспы, и после его смерти в народе начали говорить, что «Бог слегка одарил Ивана, старшего сына Кулаковских, среднего сына Алексея Бог одарил щедрее, но больше всего даров досталось младшему Кулаковскому, ноша эта оказалась не под силу смертному, и Иродион умер, не выдержав тяжести своих талантов».
Талантов было отпущено предостаточно и Алексею Кулаковскому, но он остался жить. И как показала дальнейшая жизнь, жил он и за себя, и, кажется, за своего столь щедро одаренного брата, так много он успел сделать на благо своего народа.
Говорят,
Что я имел от Чынгыс-хана
Указание,
От Одун-хана
Повеление,
Чтобы своей
Мечтательно-нежной песней
Очищал души своих
Священно-близких друзей,
Когда они будут согнуты
Под тяжестью черных дум
[23] —
скажет Алексей Кулаковский в стихотворении «Певец»…
Впрочем, об этом впереди…
В 1890 году тринадцати лет от роду Алексей Кулаковский с отличием окончил Чурапчинскую школу и уехал учиться в Якутск…
Глава вторая
НА ПОРОГЕ ПЕРЕМЕНЧИВОГО ВЕКА
… В этот переменчивый век
Я предрекаю лишь радость и славу
И хочу спеть тебе от души,
Моя подруга с ребенком!
Счастья, счастья желаю,
