Он нашёл их за десять секунд. Они были налеплены на фотографию, висевшую в гостиной на стене за диваном. Если точнее, они были наклеены на лицо папы.
Первая записка на лбу. «Я еду в Сеул на научный семинар. Планирую вернуться завтра после обеда».
Вторая на левом веке. «Все вещи должны быть на своих местах».
На правом веке третья. «Строго соблюдать все правила».
Остальные восемь штук были приклеены между улыбающимися губами.
«Перед входом вытирать руки».
«Не трогать руками зеркало».
«Обязательно подходить к телефону раньше, чем раздадутся три звонка».
«Не играть в маму».
Обвешанное стикерами лицо на фотографии стало похоже на лицо идиота: висящие веки, вытянутый синий язык и губы, растянутые в улыбке. Он представил себе, как смеётся и радуется Серён, превратив его в посмешище. Конечно, у него тоже было чувство юмора, но сейчас он был не в настроении хвалить Серён за остроумие. Когда он подумал, что она развлекалась так каждый раз, когда он уезжал из дома, в нём закипела злость. Жена вонзила нож в спину мужа, а дочь смеётся над отцом. Они стоят друг друга.
Ёнчжэ оторвал все записки и вошёл с ними в гостиную. Повсюду были следы осмелевшей Серён, которая делала всё, что он ей запретил. На туалетном столике Хаён была рассыпана пудра и неаккуратно разложена косметика. Под стулом валялся пузырёк от лосьона. Он открыл шкаф Хаён: было видно, что там кто-то шарил. Одна вешалка была пуста. Он вынул из кармана ключи от машины и кошелёк и положил их на туалетный столик. Пиджак и галстук повесил в шкаф. Закатал рукава сорочки и пошёл в комнату Серён. Он открыл дверь: комнату было не узнать.
За порогом на полу лежали шорты Серён, скрученные восьмёркой. Тут же валялась рубашка, рукава которой были вывернуты наизнанку. Один носок был свёрнут шариком. На полу были рассыпаны конфетти, цветные бумажки, ненадутые резиновые шарики. На столе горели три свечи, а рядом с ними находились легко воспламеняющиеся плюшевые игрушки в колпачках. Перед ними под музыку, которую часто включала её мама, вращалось колесо обозрения. Когда-то он убрал его на склад. Из приоткрытого окна в комнату заливал дождь. На подоконнике стоял огарок от спиральки для комаров. Серён спала на кровати. Волосы были распущены, лицо покрыто пудрой, ресницы очень густо накрашены, губы с розовой помадой, на ней была мамина блузка без рукавов, которая еле прикрывала её тело. Из-под неё торчали голые ноги. Серён была похожа на маленькую проститутку из фильма «Водитель такси».
Ёнчжэ вздохнул. Что-то очень горячее и свирепое вихрем двигалось в его желудке, словно он выпил натощак водки. Он подошёл к кровати и, нагнувшись, сказал на ухо дочери: «Серён».
Никакого ответа не последовало. Под закрытыми веками медленно двигались глаза. Было такое ощущение, будто она находилась на грани сна и реальности. Он протянул руку и, поглаживая большим пальцем, обнял её за шею. Её кожа была влажной и очень мягкой.
«Открой глаза».
Глаза Серён перестали двигаться.
«Твой папа пришёл».
Ёнчжэ смотрел на дрожащие ресницы дочери. Было видно, что её дыхание становится тяжёлым, волоски на щеках встали дыбом, а под его большим пальцем запульсировало горло. Серён не открыла глаза.
«О Серён».
Он с силой вжал палец во впадинку на шее. Этим он дал ей понять, что знает, что она не спит. Это означало: «И не мечтай, что пронесёт». Это было предупреждением: «Если ты сейчас же не откроешь глаза, я сам заставлю их открыться». Серён открыла глаза, её зрачки бегали от страха и смотрели на отца. Её взгляд говорил, что она прикидывает свои шансы выжить сегодня.
«Моя красавица, я тебя поздравляю с днём рождения».
Он обхватил её рукой, притянул к себе и поднял, словно переключая скорости в машине. И сразу же начал «исправление». Серён отрешённо смотрела на кулак, летящий к её лицу. Когда кулак стал возвращаться назад, Серён перевернулась и упала на кровать. На белом одеяле расплылись красные пятна. Сзади он схватил её за волосы и снова поднял на ноги. Потом потянул волосы вниз, заставив её смотреть ему прямо в глаза. По её подбородку из носа текла кровь. Из губ доносился стон.
«Весело было, да?»
Он показал ей одиннадцать записок. Серён покачала головой.
Ёнчжэ ударил Серён головой о стену. Она отскочила и упала на пол. Из открытого рта выпали два маленьких белых комочка. Ёнчжэ подумал, что это, наверно, передние зубы. Он включил в комнате свет, но зубы уже где-то затерялись. Хотя они ей больше не понадобятся. Он погасил большим пальцем свечи и выдернул из розетки колесо обозрения. Эта тяжёлая штуковина уже лежала в его руке. То, что надо.
Серён задом отодвигалась назад к столу и качала головой, словно умоляя: «Не надо». Окровавленные губы пытались улыбаться. Так она просила его остановиться.
Колесо обозрения пролетело мимо щеки Серён и ударилось об угол комнаты. С грохотом оно разбилось и упало на пол. Серён застыла с ужасом на лице. Одна слезинка скатилась по её щеке. Струйка мочи между ног окрасила белую блузку в жёлтый цвет.
«Я же сказал тебе не трогать вещи мамы. Ты уже забыла?»
Серён моргала глазами. А Ёнчжэ подумал: знает ли эта маленькая потаскуха, что колесо обозрения пролетело мимо не случайно, а только потому, что папа сдерживал себя изо всех сил?
«Да, теперь пора указать тебе на ошибки. Вставай».
Он снял кожаный ремень – инструмент для указания на ошибки. Серён еле-еле встала, прислонившись спиной к стене.
«Раздевайся».
В этот момент со стороны окна раздался гулкий звук. Ёнчжэ невольно обернулся. На подоконник запрыгнул кот. Этот неожиданный гость пригнул верхнюю часть туловища и присел на лапы, готовясь к прыжку. Он враждебно смотрел на Ёнчжэ. Его короткая шерсть встала дыбом, как щётка для обуви. Он напомнил ему кошку, которую он убил когда-то давно. В этот момент он вспомнил про котёнка, которого не удалось поймать. Пока он размышлял, почему этот кот ни с того ни с сего появился здесь, произошло то, чего он не ожидал. Серён схватила со стола подсвечники.
Прежде чем он успел что-то сказать, один из подсвечников полетел ему в лицо. Он попытался отбить его рукой, но не сумел. Подсвечник ударил его прямо в лоб. Горячий воск полился ему в глаза. Сразу же прилетел второй подсвечник и врезался в переносицу. Было ощущение, будто его лицо сварилось, а в ноздри затекла лава. Под ноги посыпалось стекло. Он закрыл глаза руками и застонал.
Непонятно, сколько прошло времени. Он прыгал как сумасшедший, вытирал нос, счищал воск с век. Когда он пришёл в себя, Серён в комнате не было. Кот тоже исчез.
Он взял салфетки и вытер лицо. По-прежнему было горячо и очень больно. Казалось, будто кожа на лице сходила вместе с салфеткой. Воск застыл и покрыл всё лицо, оттереть его было сложно. Кожа под воском горела.
Ёнчжэ обычно не суетился и не бегал. Он всегда двигался очень грациозно и плавно, но теперь ему было не до изящества. Он с шумом бросился в гостиную так, что даже задрожал потолок. На кухне, подбежав к холодильнику, дрожащей рукой он достал лёд, положил его в пакет и приложил к лицу. Затем Ёнчжэ устремился в свою комнату, схватил ключи от машины и выскочил на улицу. Спускаясь по лестнице, кнопкой включил зажигание. Он не стал разворачивать машину: обе руки у него были заняты. Одной он прикладывал к лицу лед, а другой переключал скорости. Машина шумно задом поехала к воротам. Он направился в сторону ворот, так как понимал, что Серён могла побежать только туда. Калитка за домом вряд ли открыта.
