«Мама, я с дядей».
«Куда ты пошёл?» – крикнула она, обернувшись. Совон уже выбежал на дорогу перед домом.
На тропинке, ведущей к заправке, было темнее, чем на набережной. Там не было ни фонарей, ни домов. С башни автозаправки на перевале Серёнчжэ лился синий свет.
«Сегодня твоя мама сильно рассердилась?» – спросил Сынхван, включая фонарик. Совон подошёл поближе и ответил: «Потому что папа опять нарушил обещание».
«Какое обещание?»
«Бросить пить. Мама говорит, что из выпитых им бутылок можно построить замок, и ещё останется».
Голос Совона был грустным. Сынхван сменил тему.
«Как школа? Понравилось?»
«В каждой параллели по одному классу», – ответил Совон, не уточняя, нравится ему или нет. Похоже, у него была такая манера говорить.
«А сколько учеников?»
«В пятом классе всего тринадцать человек».
«Маленькая школа. Наверно, все дружные».
«Да нет. Дети из деревни и дети сотрудников дамбы не дружат между собой. Не едят вместе и не разговаривают. Я пока не знаю, с какими детьми дружить».
«С тобой никто ещё не заговорил?»
Совон кивнул головой.
«Дети меня называют ребёнком из казённых квартир».
Сынхван задумался. Вроде Серён называли так же.
«Тогда чем ты занимался весь день?»
«Я осматривался. На доске объявлений висит картина, которую нарисовала девочка по имени Серён. Она называется «Расцвели цветы, скорее лови». От неё становится страшно и грустно. Я думаю… это настоящая картина».
Сынхван невольно улыбнулся.
«Да? А что на ней нарисовано?»
«Под окном сидит кот. Краем глаза он посматривает, что происходит сзади. А там лес. Полная луна ярко освещает деревья. За одним из деревьев развеваются длинные волосы, за другим видны прыгающие ноги. Ещё нарисованы босые ноги, которые, словно по воздушной лестнице, поднимаются в небо. Я думаю, она играла с котом в лесу за домом в игру «Расцвели цветы, скорее лови». Длинные волосы, прыгающие и босые ноги – это то, что видел краем глаза кот».
Совон остановился и посмотрел на Сынхвана.
«Она умерла? – Он перешёл на шёпот, словно рассказывал что-то по секрету. На пухленьких щеках появились мурашки. – Если честно, то я видел её».
Сынхван удивился, потому что мальчик не мог видеть Серён у озера.
«Когда дети из деревни побежали к озеру посмотреть на спасателей, я бросился за ними. Давным-давно меня тоже спас один спасатель из службы 119. А вот дайверов я увидел сегодня впервые, как и погружение под воду».
«Ты был там до конца?»
Сынхван кивнул головой, его лица не было видно в темноте.
«Я стоял среди жителей деревни и оттуда увидел папу и вас. Я хотел подойти к вам. Но в этот момент она появилась из озера».
Сынхван почувствовал на лбу холод, такой же, как тогда под водой, когда он увидел глаза Серён.
«А я и не знал, что это она. Её лицо было странным, поэтому мне стало страшно и меня затошнило. Я хотел пойти домой, но ноги не слушались. В этот момент кто-то закрыл мне глаза рукой и сказал не двигаться и стоять тихо. Когда её увезли на машине спасателей, он убрал свою руку и сказал, что это она».
Сынхван смотрел на башню заправочной станции, на душе было неспокойно.
«Кажется, её кот не знает, что она умерла. Он ждал под окном её комнаты».
«Ты видел О́ни?»
«Его зовут О́ни? Как вы узнали?»
«Я слышал, как Серён называла кота. А как ты узнал, что О́ни стоял именно под её окном?»
«Примерно в шесть часов я услышал мяуканье. Я выглянул и увидел кота. Я сразу его узнал, потому что он точная копия кота с картины. Когда я позвал его «кис-кис», он ударил хвостом по земле и просительно посмотрел на меня. Поэтому я тайком от мамы взял баночку с тунцом и вылез в окно. Я впервые видел такого кота. Когда я подошёл, он не убежал, а съел всю банку. Кошки, которые жили там, где раньше была наша квартира, сразу убегали, как только я подходил. Пока О́ни ел рыбу, я смотрел через приоткрытое окно в комнату. Одним глазом я мог видеть её фотографию. Это же фото было в объявлении о пропаже. Она висела на стене, поэтому я понял, что это её комната. Я больше не хотел на неё смотреть, но не мог остановиться. Казалось, что она вот-вот со мной заговорит…»
«Наверно, тебе было страшно».
Совон покачал головой.
«Я подумал, что, может быть, умерла другая девочка».
Сынхван и Совон дошли до заправки, свернули на смотровую площадку, и Сынхван спросил: «Почему ты так подумал?»
«Что касается той девочки на фото… – Совон немного поколебался и продолжил: – Она была красивая, словно живая».
Фонарь освещал лицо Совона, его щёки покраснели.
Они нашли начальника на самом высоком месте на смотровой площадке. Он был босиком и стоял, опираясь животом на перила, в опасной близости от пропасти. Он смотрел в темноту и не двигался. Сынхван остановился. Если бы это было днём, внизу виднелось бы озеро Серёнхо. Однако сейчас все было окутано туманом до самой вершины перевала. Сынхвану стало любопытно, на что он смотрит. И куда делась его обувь? Совон позвал: «Папа!»
Плечи начальника вздрогнули, будто от испуга. Он медленно повернул голову и посмотрел на них. Лицо его было очень бледным. Широко открытые глаза были направлены в сторону Совона, но не смотрели на него. Это были те же глаза, что глядели на тело Серён со склона. Эти глаза будто видели привидение. В них была опасность. Начальник выглядел совершенно беззащитным.
Ынчжу купила яблок в передвижном магазине на автозаправке. Упаковка с десятью свежими яблоками стоила три тысячи вон. В Сеуле подобную цену даже представить себе было невозможно. Когда она расплатилась и отошла от кассы, стресс от разговора в конторе заправки полностью прошёл. Одновременно она почувствовала голод.
Ынчжу пошла на смотровую площадку. Она положила упаковку с яблоками на стол под зонтом и села. Взяла одно аппетитное красное яблоко и вытерла его о блузку. … Сучка, она посмела обратиться к ней, назвав ее тётей. Невоспитанная… Это она о девушке из конторы.
Она широко открыла рот и откусила сразу половину. Именно в этот момент в сумке раздался звонок. Это была её сестра Ёнчжу. Ей было трудно ответить сразу из-за куска яблока во рту. Он был слишком большим, чтобы сразу его проглотить, а выплюнуть было очень жалко. Продолжая жевать, она нажала на кнопку и сказала: «Это я». Но раздался только звук, похожий на стон пациента, корчившегося от зубной боли. Ёнчжу переспросила: «Что ты сказала?» Ынчжу недовольно поморщилась. Вроде у людей два глаза, два уха, две ноздри, а почему рот только один? Почему нельзя было создать один рот для разговора, а другой для приёма пищи? Было бы лучше иметь ещё один рот с клыками, чтобы можно было укусить за грудь ту сучку в конторе заправочной.
