Когда я, расстроенный, вошёл в свою комнату, то увидел, что на столе разрушен макет дома, сделанный мною из спичек. Я строил его несколько месяцев. Я спросил двоюродного брата, кто это сделал, но тот безразлично ответил, что Бабочка, увидев муху, гонялась за ней и разрушила. Бабочка – это была их кошка. У неё были жёлтые глаза. По спине проходила жёлтая полоса. Это сделала кошка, но всё равно за неё должен отвечать её хозяин, поэтому я головой ударил этого дурака по носу. У него пошла кровь. Он заплакал и побежал жаловаться маме. Моя тетя, эта сучка, лишила меня ужина. Сказала, что накормит меня, только если я попрошу прощения.
Поэтому я ничего не ел и не спал. Я не спал, потому что у меня были дела, которые надо было сделать после того, как все уснут. В гостиной стоял предмет, похожий на чемодан, – это был дом Бабочки. Когда я подошёл, кошка спала внутри. Я быстро закрыл молнию на этом чемодане, взял его и вышел из квартиры. На лестнице у окна я открыл молнию и вытряхнул кошку наружу. Она и правда полетела, как бабочка. Я убрал чемодан на место и вернулся в комнату. И только тогда смог уснуть.
С утра все сбились с ног. Сучка опять не покормила меня. Она с ума сходила из-за поисков кошки и про меня вообще забыла. Когда я стал искать, в чём пойти в школу, то обнаружил, что штаны и рубашки, и вся одежда, которую мама упаковала в сумку, так и лежат неразложенными. Сучка не то что не погладила, даже на вешалки её не повесила. Мне пришлось самому достать то, что и одеждой-то не назовёшь, и голодным, пропустив два приёма пищи и без коробки с завтраком, идти в школу. Я чувствовал себя бездомным попрошайкой… А моя мама гладила даже мои трусы.
И в школе возникла проблема. Классная мучительница велела мне выйти в коридор, сказав, что уйти из школы я могу сам, а входить – только с её разрешения. Я не вышел. Я очень сильно рассердился и злобно смотрел на эту дуру. Её лицо побагровело, она схватила меня за руку и потащила из класса. В этот момент откуда-то донеслось хихиканье. Обернувшись, я увидел, что мой сосед по парте уткнулся лицом в книгу и хихикает. Он как бы бросил спичку в склад боеприпасов. Моё тело загорелось, передо мной всё залило красным, а в животе стали взрываться бомбы.
Когда я очнулся, то увидел, что лежу в медпункте. Медсестра сказала, что у меня был приступ. Глаза закатились, и я потерял сознание, прикусив язык. Классная мучительница испугалась и на руках отнесла меня в медпункт. Все подумали, что у меня эпилепсия. В обеденный перерыв она пришла и сказала, что я могу уйти пораньше, потому что в Сеул приехали мои родители и мне надо сходить с ними в больницу.
Я быстро прибежал домой. Когда я открыл дверь квартиры, то увидел ужасную сцену. Сучка, бросив тело кошки у ног моей матери и отца, громко рассказывала, что я натворил. Сказала, что мой двоюродный брат, проснувшись, видел, как я выходил из комнаты. Когда я вышел из квартиры, он совсем проснулся от звука захлопывающейся двери. Через некоторое время я вернулся и заснул, он тоже уснул. Утром сучка, услышав его рассказ, подумала, что исчезновение кошки связано со мной. Она пошла поискать за домом. Там она увидела погибшее животное, лежавшее на клумбе.
Папа спросил меня, правда ли всё это. Я ответил, что нет. А мама сказала, что вряд ли тетя врёт, значит, я к этому причастен. И сказала, что это я что-то сделал с кошкой, поэтому она и погибла. Как она могла такое сказать своему сыну? От обиды у меня потекли слёзы. Изо рта, словно вода из разрушенной дамбы, полились слова. Я сказал, что тётя трижды лишала меня еды за то, что я дрался с двоюродным братом. Я был очень голоден и мне было грустно, я очень скучал по папе и не мог заснуть, поэтому я вышел в коридор, чтобы не разбудить брата. Я плакал, глядя на небо, пока глаза не опухли от слёз. Когда я пошёл в школу снова голодным, классная руководительница ни за что выгнала меня из класса.
У слов есть магическая сила. Когда я рассказывал печальную историю, мне и в самом деле стало очень грустно. Закончив свой рассказ, я почувствовал, что силы покидают меня. Было такое ощущение, что я сейчас рухну, поэтому я решил поэкспериментировать. Я сымитировал приступ, который случился со мной в школе. Эффект был ошеломляющим. Получилось так правдоподобно, что меня даже увезли в больницу, там взяли анализы, сделали уколы и другие процедуры.
В тот же день я вернулся в мою деревню Серён. Папа избил маму за то, что она отправила сына из дома в столицу и сделала из него больного. За то, что она не поверила словам сына, а встала на сторону своей старшей сестры. Это был первый случай, когда папа поднял на маму руку. С тех пор стало возникать много поводов её наказывать. Вплоть до того момента, когда она умерла от рака груди спустя несколько лет. Бедняжка. Я только на её похоронах узнал, что в семье маминой старшей сестры меня называют «актер О».
Я сложил письмо и убрал его обратно в конверт. Из писем, которые я начал читать на рассвете, теперь осталось только два непрочитанных. Я их прочитал не потому, что изначально хотел их прочитать, а чтобы заглушить голос отца. Цель была достигнута, значит, выбор был правильным. Если голос отца был средним по силе, вроде шарика в пинг-понге, когда его отбивают через сетку, то голос О Ёнчжэ, который в письме передавала Мун Хаён, звучал сокрушительно, как решающий победный удар.
В течение двух месяцев пришло семь писем, похожих по воздействию на ураган. Вопросы Сынхвана были разными, а ответы О Ёнчжэ, написанные Мун Хаён, – очень откровенными. Они касались свиданий до свадьбы, самой свадьбы, страсти, отношения к жене и дочери, повседневной жизни и даже сексуальных предпочтений. О Ёнчжэ, каким он представал в письмах, был очень похож на настоящего, можно было даже подумать, что всё это действительно написал сам О Ёнчжэ. Меня больше всего удивила сила воображения О Ёнчжэ. Перед тем как подать на развод, Мун Хаён дважды убегала с дочерью от мужа. Не проходило и двух дней, как её ловили. О Ёнчжэ сидел за столом, представлял себя на месте Мун Хаён и думал, куда бы она могла податься. Этот его метод отслеживания убежавших был очень скрупулёзным и точным, отчего мурашки бежали по коже. Он с гордостью рассказывал об этом и получал что-то вроде морального оргазма.
Я положил письма на пол и прислушался. Однако голоса отца больше не было слышно. Он не появлялся десять минут, двадцать, тридцать. Значит, О Ёнчжэ хорошо заткнул ему рот. Если что-то шумело, то только мой желудок. Там сильно бурлило, меня тошнило, и я чувствовал изжогу. Я вспомнил тот день зимой прошлого года, когда я в течение двух часов стоял у двери магазина, чтобы получить зарплату. Сейчас симптомы очень напоминали те, что были тогда. Я подумал, что на этот раз мне понадобится еда в таком количестве, которым можно накормить целое стадо коров, хотя и в прошлом году съеденной мною еды хватило бы, чтобы утолить голод у всех бездомных на Сеульском вокзале. В холодильнике были два яйца, открытые консервы с тунцом и бутылка воды. Магазин находился за тридцать ли, но я всё равно решил туда съездить. Если хочешь есть, значит, надо есть.
Когда я выкатил из-за дома во двор велосипед, у ворот стоял почтальон.
«Здесь проживает Чхве Совон?»
У меня сердце ушло в пятки. Со вчерашнего дня так много корреспонденции для меня.
