27 марта 2007 года
Моя новая горелка доставлена, и мы наконец можем покинуть город Коцебу с его шумными снегоходами. Я складываю еду и собираю палатку. На это уходит довольно много времени. Два раза я возвращаюсь в палатку, чтобы погреться. Это мое последнее испытание перед дальней дорогой. Приступив к сбору палатки, начинаю действовать очень быстро. Как только все готово, сразу начинаю двигаться в заданном направлении. Это помогает разогнать кровь и согреть пальцы ног. Если через тридцать минут ничего не выйдет, то придется остановиться, разбить палатку и уже согреваться в ней. Путешествуя в одиночку, нельзя рисковать. Обморожение — это не шутка. Будь чуточку потеплее, может быть, я еще хорошенько поразмыслил бы о том, в какую сторону идти и чем грозит холод. Почему я не делаю этого? Да только потому, что у меня элементарно нет времени. Слишком холодно сидеть на одном месте и рассуждать о будущем. Слишком холодно, чтобы ждать. Слишком холодно, чтобы раздумывать.
Выбранный способ передвижения называется скиджоринг (буксировка лыжника собакой). Наверное, это слово имеет скандинавские корни. На каждую собаку я надеваю шлейку, к их спине привязаны петли, именно к спине, а не к плечам, как в дешевом снаряжении, а к ним пристегивается амортизационный шнур. Другим концом прикрепляю шнур к специальному поясу у себя на бедрах. Джимми с Уиллом идут на несколько ярдов впереди меня, а позади тянутся двое саней, прицепленных к поясу с помощью двух алюминиевых палок. Так я в любой момент могу остановиться, не боясь столкновения.
Мой груз очень тяжелый, и меня немного укачивает. В этом году я еще ни разу не ходил на лыжах. Раньше каждые выходные катался в Орегоне, в Каскадных горах и достиг весьма неплохих результатов. Я даже принимал участие в нескольких соревнованиях, а больше всего мне нравятся маршруты в сельской местности. Скиджоринг — очень своеобразный спорт. Пара часов у меня уходит только на то, чтобы привыкнуть к амортизационным шнурам: они то натягиваются до предела, то вновь ослабевают в зависимости от собак. Сейчас они в хорошей форме и у них достаточно сил тащить сани. Каждый раз, когда они отбегают на достаточное расстояние, шнуры сильно натягиваются, тогда я иду вперед, чтобы чуть ослабить натяжение. Собаки пока не умеют бежать равномерно: сначала бегут что есть сил, пока шнур не натянется, и только когда это происходит замедляют шаг. Я увеличиваю скорость, натяжение ослабевает, и собаки снова со всех сил мчатся вперед.
— Полегче, ребята, полегче! — кричу я, но они не слушаются.
Так повторяется первые несколько дней в течение 15 минут с начала пути, но постепенно собаки привыкают и даже координируют усилия, чтобы тянуть сани равномернее. Так им становится легче. Мне нравится наблюдать за Уиллом, когда он оказывается совсем рядом. Мне кажется, что на морде отражается весь мыслительный процесс, пока он тащит санки. Ему очень нравится, когда шнур натянут несильно, тогда он может убежать на несколько метров вперед. И пока Уилл смертельно не устанет, то даже не оглянется. Запах животных на снегу или доносимый ветром приводит собак в неописуемый восторг. Они устремляются вперед, точно ракеты, и вовсе не думают о сохранении скорости и энергии. Собаки становятся просто сумасшедшими, и продолжается это до тех пор, пока они не настигают добычу или пока она не уходит от них. Я позволяю им резвиться, пока они вдоволь не насладятся, но как только вижу, что они начинают отклоняться от курса, иду в противоположном направлении и тем самым возвращаю нас на правильный путь. По заледеневшему снегу передвигаться непросто, поэтому порой шнур натягивается очень сильно. Но собаки быстро учатся преодолевать трудности.
Мы идем вдоль трассы для снегохода в четырех милях от полуострова Болдуин — это большой участок земли, находящийся в ста милях от основной части Аляски. В это время года он выглядит точно заброшенный ледяной пустырь с одиноким кустарником, который будто нарочно воткнули, чтобы я знал, что все еще нахожусь на земле. Куда ни глянь, везде видна лишь замерзшая земля и линия горизонта. Я планирую обогнуть полуостров, выйти к дельте реки Кобук и пройти вдоль реки сотню миль до деревни Амблер.
В первый день, где-то на середине пути, нас неожиданно настиг гонщик на собачьих упряжках, совершавший ежедневную тренировку. У меня нет времени, чтобы отреагировать должным образом, и я просто уступаю ему дорогу. Его собаки подбегают сзади, и Джимми с Уиллом оказываются посредине. Поворачивая, они теснят меня к краю. Мне приходится сложно, поскольку я привязан к саням. Я жду от мужчины извинений за то, что он так нетактично перешел мне дорогу. Занятый распутыванием запутавшихся на лодыжках веревок, я не вижу, что происходит сзади.
— Следи за собаками! — кричит мне мужчина.
Я падаю, и это падение вдвойне неудобно из-за того, что я по-прежнему привязан к снаряжению. Чувствую себя очень неприятно.
— Следи за собаками! — кричит он снова, и сейчас это по-настоящему заводит и злит меня. Видимо, он хочет, чтоб я извинился за то, что попался ему на пути.
— Это вы столкнулись со мной! — кричу я в ответ и сурово смотрю на него.
Жду ответа, но он ничего не говорит. Пока я придерживаю Джимми и Уилла, он проходит мимо нас со своими псами. Затем он останавливается примерно в сорока футах впереди нас, распутывает веревки, за которые привязаны собаки и вновь трогается в путь. Джимми с Уиллом вовсе не могут стоять на одном месте и смотреть, как мимо них проходят чужие собаки.
Ведь Джимми и Уилл — большие терьеры, а терьеры не будут пассивно наблюдать за тем, как мимо них пробегает десяток тяжело дышащих хаски. Ведь они всегда хотят быть в гуще событий, быть ближе к другим собакам. Через некоторое время мы следуем по следам гонщика, и Джимми с Уиллом бегут изо всех сил, поскольку чувствуют впереди запах хаски.
Ввиду отсутствия специальных подставок с роликами у моих саней, скорость передвижения у нас значительно меньше. Но меня утешает мысль, что в тех местах, куда я направляюсь, снег глубокий и свежий и мои сани более приспособлены именно для таких условий.
Перед отправлением в этот поход я повредил спину, что сильно сказалось на моей физической выносливости. Из-за этого я очень быстро устаю, к тому же опасаюсь повредить спину вновь. Пытаясь научить собак тащить сани, я привязывал их к велосипеду и однажды не заметил, как веревки закрутились вокруг пояса. Собаки сильно дернулись, и вот тогда, мне кажется, я и потянул мышцы спины. На следующий день мы бродили по Дрифт-Крику. Переправляясь через реку вброд, я потерял в воде один ботинок. На дворе стоял январь, было довольно холодно, и чтобы пройти еще минимум пять миль до выхода, ботинок был мне просто необходим. Оставшись в одном ботинке, я бежал за его «братом» больше мили. От этого бега по реке шерстяной носок на необутой ноге намок. Он шлепал и шкворчал, как блин на сковороде. Я споткнулся о камни и почувствовал боль в спине, но ботинок все же был далеко. Вообще это были дешевые кроссовки, и я очень удивился, что они оказались такими плавучими.
Случайно я оказался у подножия скал на берегу реки, где парочка молодых влюбленных устроила пикник. Первым делом я, конечно, извинился за то, что нарушил романтическую атмосферу своим мокрым носком, хлюпающим по земле. «Простите меня, пожалуйста, я потерял ботинок в речке», — прокричал я им на бегу. Они были очень вежливы и сказали, что все нормально, даже несмотря на то что Джимми с Уиллом в своей привычной манере полезли к ним ласкаться. Наконец, я догнал ботинок, и, чтобы вытащить его, мне пришлось зайти по пояс в воду. Именно тогда я понял, что очень сильно повредил спину. В течение двух часов я вынужден был лежать: когда я садился, боль становилась просто невыносимой. Я понял, что мне предстоит лежать еще как минимум несколько дней. Возвращение домой стало для меня настоящей мукой. Но все-таки я шел, медленно, стиснув зубы, но шел.
