На лыжах по реке Кобук
30 марта 2007 года, в 60 милях от Кайаны
Утром я выбираюсь из палатки, чтобы осмотреться. Со вчерашнего дня меня переполняет чувство выполненного долга. Вместе со мной выходят собаки, и я треплю их по шерстке, а они увертываются и сопят. Смотрю на полуостров Болдуин, сейчас его границы вполне различимы. По периметру полуострова снег практически отсутствует, вдоль белоснежного побережья тянется коричневая линия, как будто кто-то нарисовал ее маркером посреди безмятежного, абсолютно белого неба. Только эта линия помогает обнаружить полуостров. А так кругом чистейшая белизна. На этой стороне бухты на севере и юге я вижу горы. Они находятся довольно далеко от меня и, кроме того, покрыты снегом, поэтому их очертания неясные, призрачные, словно скрываются за тучами. Судя по карте, эти горы простираются вдоль реки Кобук, куда я намереваюсь держать свой путь, а в некоторых точках даже соприкасаются с ее берегами.
Со стороны реки показывается мужчина, которому по виду около шестидесяти лет. Он подъезжает на снегоходе к моей палатке, чтобы поздороваться. На нем столько теплых зимних вещей, что он напоминает астронавта. На ногах у него большие белые пластиковые ботинки, известные также как меховые унты. Из предметов туалета также отмечу теплые штаны и парку
[5], а также кожаные перчатки с мехом на отворотах, которые доходят аж до локтей. Капюшон его куртки отделан чем-то, что напоминает мех росомахи. Он очень похож на зеленую подушку и надежно защищает его голову от ветра, который дует со скоростью несколько миль в час. У него два головных убора: вязаный шлем, который прикрывает голову и ветронепроницаемая шапка, защищающая уши. Единственные открытые участки кожи — это нос, подбородок и глаза, которые из-за жестокого мороза приобрели красноватый оттенок. Его растянутая речь невольно наводит на мысль, что он каджун
[6] из забытой Богом болотистой местности. Кажется, произносить слова нечетко — это для него вполне обычное дело. Да и почему нет? У него вовсе нет необходимости говорить четко, ведь и разговаривать здесь особо не с кем. Он очень приятный человек. Его простая, открытая манера поведения говорит о том, что в нем нет ни капли самолюбия или торопливости. Он все делает не спеша: не спеша двигает рукой, не спеша разговаривает. Даже когда он смотрит на вас, перед тем как заговорить, кажется, что и это он делает не спеша.
Мужчина сбрасывает скорость, выключает мотор, останавливается на минутку прямо напротив палатки, не выражая никакого намерения поприветствовать меня. Он улыбается. Его взгляд устремлен на скованный льдом океан. Человек не изучает океан, ведь он уже прекрасно знаком ему. Я думаю, он пребывает в восхищении.
— Доброе утро! — наконец говорит он мне.
— Доброе утро, — отвечаю я. — А Вы оделись как раз по погоде.
— О, да, — эти два слова он произносит так, будто рассказывает целую историю. — Вот собираюсь немного порыбачить.
С этими словами показывает мне небольшую удочку. Она представляет собой довольно крепкий деревянный брусочек, длиной всего лишь дюймов десять. Но привязанный к нему крючок поистине огромный, с очень острыми зубцами.
— Какую рыбу Вы ловите?
— Белорыбицу, — отвечает он. — Думаю, для улова здесь места хватит, — говорит он, оборачиваясь и указывая на привязанный к снегоходу прицеп.
Сперва я сомневаюсь в его словах, но он уверяет меня, что это нормально и что хороший улов ему гарантирован. Затем показывает мне бензопилу, с помощью которой просверливает отверстие в толстом слое льда. Диаметр лезвия около фута, длина — около пяти, а наконечник сделан из чистейшей стали.
— А рыба крупная? — спрашиваю я. Он отмеряет в воздухе расстояние, равное приблизительно трем футам. — Серьезно?
— Ага, — произносит это так, будто это вполне нормально. — Думаю, к концу дня я поймаю с десяток, а то и с дюжину.
— Ого, это невероятно.
— На обратном пути занесу Вам одну, — обещает он.
— О, это было бы просто замечательно! — говорю я.
Мы разговариваем еще несколько минут. Человек рассказывает мне, что в такие суровые холода предпочитает не ездить далеко. Если снегоход сломается, ему придется идти пешком. Поэтому надо успеть вовремя вернуться и не замерзнуть, а он сейчас уже не в такой хорошей форме, как раньше. Еще минуту смотрит на меня и улыбается так, будто в мире нет никаких тревог и забот.
— Думаю, я поймаю для Вас рыбу, — говорит он, поворачивая ключ зажигания, трогается в путь, обдав меня снежной волной, устремляется в море и исчезает вдали.
Река Кобук занимает несколько сот миль. Она берет свое начало в центре Аляски и несет свои воды до самого предгорья хребта Брукса. Недалеко протекают реки Ноатак и Селавик. Их воды очень богаты питательными веществами, и в том месте, где они впадают в океан, образуется очень благодатная среда обитания для рыбы. Она достигает огромных размеров. Три главных реки дают людям выход к океану. Идеальное расположение Коцебу на берегу океана делает его прекрасным транспортным узлом для живущих на побережье эскимосов, индейцев — жителей центра, торгующих мехом, а также исследователей со всей округи.
Спустя несколько часов мужчина возвращается. В его прицепе пятнадцать рыб, самая маленькая — длиной около тридцати дюймов. Внешне они напоминают гигантские леденцы. Он протягивает мне рыбину. Я просто в шоке. Беру ее руками в перчатках и кладу на свои голубые пластмассовые сани.
— Возьмите еще одну, — предлагает он.
— Не могу, — отвечаю я. — Мне надо еще очень много пройти, и я не могу нести слишком много.
Кажется, он разочарован моим отказом. Гостеприимство буквально переполняет его. Да, у него есть жена, но тем не менее недостаток социального общения налицо. Это привело к тому, что мужчина готов совершить акт доброй воли и поделиться со мной уловом. Еще несколько минут он не трогается с места, надеясь, что сможет мне чем-нибудь помочь. Рыба, которую он мне дал, в длину практически такая же, как и сани. Я благодарю мужчину, и спустя еще несколько минут он заводит снегоход и направляется вверх по реке Кобук, в надежде продать рыбу немногочисленным местным жителям.
Я смотрю мужчине вслед и восхищаюсь его абсолютным смирением со своим образом жизни. Он не пытается, подобно мне, спрятаться от холода. Такое впечатление, что для него это вовсе нетрудно. Я думаю о том, чтобы стать таким же, и в моих глазах появляются слезы. За исключением снегохода я так представлял самого себя, ведущего независимое существование в тяжелых условиях крайнего севера. Отпилив у рыбы голову, выбрасываю ее в кусты, подальше от палатки. Тушу укрываю пластиком и прячу, чтобы, не дай Бог, ей не заинтересовались белые медведи. Это маловероятно, но небольшие меры предосторожности все же не помешают.
