Еще пару дней мы идем вдоль Киллика, переправляемся через речку под названием Эйприл-Крик. В поисках подходящего участка мне приходится то подниматься вверх по течению, то спускаться вниз. Наконец я нахожу место, где река распадается на несколько притоков, которые текут с меньшим напором и силой. К тому же там друг за другом выстроились в ряд несколько небольших островков, и это весьма облегчает мой путь. На противоположном берегу меня встречают запутанные заросли ив. Я должен пробраться через них, чтобы вновь выйти к тропе, ведущей вдоль реки Киллик. Можно обойти Эйприл-Крик с востока и выйти к реке Джон через Кутук-Пасс и гору Шиверинг. Но это намного выше, и я уверен, что рельеф там более трудный. Судя по карте, этот путь короче, но если я пойду через ущелье и снег, это может занять больше дней, а я совсем не уверен, хватит ли мне еды. Поэтому переправляюсь через Эйприл-Крик и оставляю ее позади.
Часто мне попадаются небольшие, но довольно глубокие реки, впадающие в Киллик, которые необходимо переходить вброд, а также заросли ив в десять футов высотой, сквозь которые мне приходится пробираться. Одна речка, у которой на карте нет названия, находится на пару миль севернее Эйприл-Крик и протекает между двух скал в миле от Киллика. Скала на северной стороне от Эйприл-Крик темно-коричневого цвета и по форме напоминает пирамиду. Другая имеет форму четырехугольника и на 500 футов возвышается над протекающей на несколько миль южнее рекой Киллик. На обеих скалах лежит снег, за исключением четырех склонов, которые ведут в ущелье. За горным хребтом расположены скалы и лишайники, которые тянутся на сотни миль юго-восточнее реки Джон, куда мне нужно попасть. А вообще мне нужно двигаться дальше на север, поэтому я могу повернуть направо к Истер-Крик и следовать по более ровному маршруту, расположенному ниже.
Истер-Крик огибает горы, затем мгновенно разворачивается, пересекает тундру и впадает в Киллик. Поворот занимает в длину примерно одну милю. На берегу речки раскинулись густые заросли ивняка. Это дремучий лес, в котором нет ни единой тропы, и потому пройти сквозь него практически нереально. Такое впечатление, что ивы повсюду — и у подножия гор, и на их склонах, и даже на вершинах. После всех тех долгих утомительных дней и ночей, что я пережил, после всех опасностей, что преодолел, эта новая преграда повергает меня в отчаяние. Я просто теряю дар речи. Мне всегда казалось, что идти через ивняк легче, чем, скажем, через сосновый бор. Приближаясь к ивовому лесу, внимательно изучаю его, исследую внешнюю границу, что тянется вниз к реке Киллик и пытаюсь определить, что находится внутри. Моему взору предстает достаточно грозное зрелище, которое впечатляет и ужасает одновременно. В густых зарослях ивняка нет ни одного просвета, которым я мог бы воспользоваться. Чтобы пройти сквозь деревья, мне приходится ломать ветки на уровне груди. Если бы не огромный рюкзак у меня на спине, я бы, как кошка, проскользнул сквозь этот запутанный лабиринт. Ветки постоянно цепляются за рюкзак, и приходится сгибать их, чтобы образовался проход. Если они не поддаются, то я наклоняюсь и отталкиваюсь со всей силы, чтобы «продавить» чащу весом тела. Если же и эта попытка оказывается неудачной, я просто проползаю под ними на четвереньках. Иногда я перешагиваю их, а бывает, даже возвращаюсь и ищу другой способ преодолеть препятствие. Чтобы пробраться между стволов, часто приходится снимать рюкзак и тащить его за собой.
В одном месте из-за застоявшейся в реке воды образовалась довольно большая канава. Она слишком глубока, чтобы перейти ее вброд и слишком широка, чтобы перепрыгнуть ее. Однако преодолеть ее нужно во что бы то ни стало. Бывает, я с большим трудом продираюсь сквозь заросли, но все мои усилия оказываются напрасными, потому что прямиком выхожу к этой канаве. Тогда мне приходится возвращаться, чтобы попытать удачу снова и найти более удачный маршрут.
Иногда попадаются участки, где деревьев практически нет. Земная поверхность там, как правило, покрыта туссоком, она довольно зыбкая и неустойчивая. Я прямо чувствую, как она колеблется под тяжестью моих шагов. Конечно, мне бы очень хотелось, чтобы земля стала более ровной, но в любом случае этого не случится. Я постоянно спотыкаюсь. Много времени уходит на то, чтобы всего лишь поставить ногу между зарослями туссока, но зачастую он настолько густой и высокий, что нормально опереться невозможно. Если я пытаюсь перешагнуть их быстро, то обязательно теряю равновесие.
В том месте, где река поворачивает налево, тропинка, протянувшаяся вдоль нее, упирается в заросли туссока. Быстрее обычно срезать поворот и идти по лесу напрямик, но не в данной ситуации. Иногда стрелки туссока доходят мне до пояса, и с этим приходится считаться. Туссок, с которым я сейчас имею дело, совсем не похож на ивовые деревья. Его кисти то и дело цепляются мне за колени, и я запутываюсь в них. Сквозь ивовые заросли я мог идти напролом, грудью наваливаясь на деревья. Но кисти туссока состоят из веточек, диаметр которых очень мал, даже меньше, чем диаметр карандаша. Они гнутся, но не ломаются и постоянно впиваются в мои штаны. Приходится делать широкие шаги, но беда в том, что кустов очень много. За одним кустом тут же растет второй, третий, поэтому я передвигаюсь таким непростым способом по пятнадцать минут на каждом повороте, что мне встречается.
Здесь необычайно красиво. Этого нельзя не признать, даже несмотря на все то напряжение и мучительную тревогу, которые я испытываю. Земля становится все более величественной и прекрасной. Она словно раскрывает мне свои объятия. А повсюду вокруг меня устремляются ввысь горы, на вершинах которых лежат снежные шапки. Такое впечатление, что природа чувствует меня. Она знает, что я никогда не перестану восхищаться ее красотой и великолепием. Усталый, я с большим трудом иду по равнине, на которой, к счастью, нет деревьев. Никто в целом мире не видит и не слышит меня, за исключением чирикающих птичек и пары шустрых зайцев. Антигерой без права на победу — вот кем я себя ощущаю в данную минуту.
Если вы достигли того места, где Истер-Крик соединяется с Килликом, это значит, что вы забрались в самое сердце дикой природы. Сейчас вам как никогда нужно собраться, иначе не выжить. Ваша плоть и кровь, мышцы и кости могут исчезнуть в одно мгновение, подобно тому, как испаряется туман над вершинами гор или как скрывается от опасности волк, обладающий огромной скоростью. Если вы совсем одни и у вас не хватает сил, чтобы тащить тяжелейший рюкзак и преодолевать невообразимые расстояния, вы умрете от голода раньше, чем выберетесь отсюда. Рельеф здесь необычайно сложен, а местность абсолютно пустынная, необитаемая. Никто никогда не бывал здесь и, естественно, не проложил дорогу. Между тем, приходится преодолевать сотни миль по нехоженым тропам. Вы сможете выжить, только если не будете поддаваться панике и сохраните хоть какие-то силы.
Какое бы направление я не выбрал, меня будут окружать горные вершины и чистый небосвод. Такое впечатление, что это никогда не закончится. Этот район абсолютно необитаемый. Люди никогда здесь не жили и даже не останавливались на время. До ближайшего населенного пункта или временного поселения очень далеко. Ни один житель Америки — выходец из Европы — никогда не был здесь (а если и был, то очень недолго) и потому не имел возможности дать названия географическим объектам, которые встречаются на этой земле. Многие горы и речки остались безымянными. Те названия, которые все же приведены на карте, например, Сулуак-Крик и Агьяк-Крик, а также река Киллик, наверняка придумали коренные жители, которые иногда переходили через это место. Эскимосы побережья, как известно, поднимались к верховьям реки Киллик и на некоторое время поселялись там. Эскимосы нунамиут, или эскимосы Анактувук-Пасс, пересекали этот регион, чтобы наладить отношения, в том числе торговые, с племенами, селившимися у реки Киллик. Кроме них, на эти земли больше никто не ступал, но даже они никогда не проходили так далеко. Это всего лишь мое предположение, в пользу которого говорит хотя бы то, что здесь нет никаких признаков человеческого присутствия. Я надеялся хотя бы услышать гул самолета, но за все дни, что я провел здесь, этого не случилось. Ни один самолет не опустился достаточно низко. Здесь никогда не были даже такие прославленные путешественники, как Боб Маршалл, — эта мысль заставляет мое сердце биться чаще. Я все серьезнее задумываюсь, что вообще делаю в этом безлюдном сердце дикой природы, в сердце необитаемой земли. Чувствую, что на пределе своих возможностей, в любой момент что-то может пойти не так. В то же время сейчас я абсолютно не зависим от любых ограничений современной цивилизации, и благодаря этому меня переполняет удивительное ощущение легкости и полноты жизни. Первый и единственный раз я чувствую себя абсолютно свободным.
