– Вы не курите, мистер Атлас? – спрашивает Джордж между первой и второй чашкой кофе. Они сидят в малой гостиной, расположившись на мягких диванах. Элоиза смотрит на обоих с нескрываемым превосходством, и Теодор снова думает о том, что в этом доме она чувствует себя королевой, а всех остальных – своими слугами. Даже гостей.
– Нет, я бросил несколько лет назад, – врет Атлас, поглядывая на Элиз. Она усмехается.
– Не помню, чтобы ты вообще позволял себе сигареты, – замечает она. – Всегда морщился на табачный дым, а когда я доставала мундштук, ворчал, как старик, что курение вредит здоровью.
Теодор ловит ее насмешливый взгляд. Они оба знают, что это ложь.
– Вот и я корю Элиз за ее пристрастие! – Джордж машет рукой на жену и, спохватившись, отвешивает почтительный поклон прямо со своего места. – Если бы она увлекалась спортивными играми, было бы проще отучить ее от сигар, но Элиз не слушает ни меня, ни свою мать.
– Я бы тоже не слушал, – отзывается Теодор и тут же жалеет об этом – Элоиза хватается за случайно брошенную фразу:
– Ты все еще помнишь ее, не так ли? Она была весьма огорчена, узнав о твоем побеге.
Вздохнув, Атлас возвращает ей усмешку.
– Не думаю. Она с куда большей охотой отправила бы меня за океаны в первый же день нашего знакомства.
Джордж слушает их с притворно-рассеянным вниманием, и Теодор гадает, знает ли муж Элоизы обо всех… знакомых, что были у нее до него, до того как он взял ее в жены. Конечно же нет, он не знает. Но может догадываться. Добродушный с виду бизнесмен только кажется доверчивым супругом, иначе бы теперь он не изучал Теодора с таким преувеличенным рвением.
Им приносят еще по чашке кофе. Молодой юноша, высокий и худой, ставит поднос с чашками на мраморный столик, кидает на Теодора любопытный взгляд – широкие, будто выпученные, светло-голубые глаза, бледное лицо, а вокруг губ странная паутинка из тонких красных сосудов – и спотыкается. Поднос, и чашки с кофе, и сахарница, и ложечки летят на светлый ковер с характерным звоном; Джордж громко ругается, позволяя себе непечатные выражения.
Элоиза только морщится.
– Неси быстрее тряпку! – резко отчитывает она слугу, от испуга замершего соляным столбом. Тот быстро-быстро кивает и ретируется из гостиной. На светлом ворсе ковра растекаются некрасивые узоры кофейных пятен, и в воздухе отчетливо различим запах кофе.
– Новенький, – будто оправдываясь, говорит Элоиза. Внезапно ее рука соскальзывает со спинки дивана и тянется к Теодору.
– Ты испачкался, Тео, – объясняет она и медленно, театральным жестом стирает каплю кофе с его скулы, почти касаясь шеи под воротничком рубашки.
За стеной, из коридора, слышен очередной грохот. Теодор, воспользовавшись неожиданным шумом, дергается (Элиз все равно решит, что это реакция на ее действия!) и кашляет.
Элиз вздыхает.
– Джордж, дорогой, проверь, что там стряслось у этих неучей. Я приведу себя в порядок и приду к тебе.
Ее муж, если и чувствует себя обманутым, никак это не показывает; он встает, кивает женщине и, поджав губы и натянув грозный хозяйский вид, идет прочь из комнаты. Теодор не сразу поворачивается к ожидающей его Элоизе.
– Прекрати строить из себя молоденькую девицу, Элиз, – говорит он, как только дверь за Джорджем деликатно прикрывается. Элоиза закатывает глаза.
– Ох, Тео, ты такой…
– Нам не по двадцать лет, моя дорогая, – обрывает он. Вздыхает, набирая в легкие воздуха для следующего заплыва на глубину, и выдает: – я очень рад видеть тебя в благополучии и здравии, и мне приятно было познакомиться с твоей семьей – представь себе, я даже не вру. Но пришел я сюда не для того, чтобы флиртовать на глазах у твоего мужа.
Элоиза склоняет голову набок, так что ее завитые кудри касаются атласного плеча платья, и щурится. Кривит губы в ухмылке, прикрывает глаза и выдыхает, будто не веря его серьезному тону.
– Неприступный, как скала. Как и всегда. – Она кивает самой себе и смотрит на Теодора уже без притворной насмешки. – Хорошо, дорогой, так и быть, я сделаю вид, что меня интересуют твои заботы. О чем ты хотел поговорить?
Он совсем не чувствует, что буря его миновала, но дышать становится чуть легче. Теодор на всякий случай откидывается на спинку дивана, подальше от длинных рук женщины.
– О моих предках, верно? – не давая ему и слова вставить, продолжает Элоиза. Атлас давится удивленным вздохом. – Ой да брось! Тебе стало интересно мое приглашение на ужин только после той нашей встречи в музее, я не забыла. Ты же был там с мисс Карлайл, верно? Где теперь эта девочка?
На секунду Теодору кажется, что он слышит в вопросе Элиз что-то, не подходящее ее виду и положению, но мысль ускользает так же быстро, как и появилась. Атлас облизывает нижнюю губу, скрещивает пальцы, борясь с желанием поправить чересчур тугой воротник рубашки.
– Она дома. Это неважно. Ты права, я хотел поговорить о твоих предках. О женщине с картины Уотерхауса. Ты знаешь что-то о ней?
Он задает вопрос и весь обмирает. Задает вопрос и стискивает пальцы так, будто только они удерживают его в гостиной дома Давернпортов. К этому моменту он стремился, но представлял его совсем по-другому. А в итоге все происходит именно так: Теодор сидит рядом с женщиной, о которой предпочел бы не думать, которая, в отличие от всех его прошлых женщин, еще жива и все еще на что-то претендует, несмотря на замужнее положение.
Он с удивлением обнаруживает в себе явное желание оказаться где-то подальше от этого места и Элоизы, где-то во Франции, где сейчас, должно быть, юная мисс Карлайл воюет со своей матерью.
Рядом с ней он чувствовал себя хозяином положения, а не загнанным в угол зверем в лапах хищной птицы-аристократки. Рядом с ней он мог диктовать правила поведения и направлять течение их разговоров, неспешное – с его стороны, полное эмоций – с ее, так, как ему вздумается.
– Странные вопросы от странного человека, – говорит Элоиза. – Ты всегда был немного не от мира сего, Тео. Меня смущает даже не твоя вечная молодость… – Она окидывает его внимательным взглядом с головы до ног. – А то, что ты рвешься в какие-то недостижимые дали, как юный наивный мечтатель. Скажи, зачем тебе прерафаэлитские дамы?
Теодор надеялся, что до этих расспросов Элиз, в силу своего эгоистичного самолюбования, не опустится. Может, во избежание оных ему нужно было ответить на ее заигрывания?
– Хочу узнать одну тайну, – отвечает он. – И для этого мне нужна твоя помощь.
– Неужели?
Атлас готов поклясться, что в этом вопросе яду хватило бы на половину королевского двора викторианской эпохи.
– Если, конечно, это тебе по силам.
Элиз всегда была падка на вызовы, вот и сейчас не может не услышать в словах Теодора дерзкое «слабо?». Она кивает – «продолжай».
