Век спустя Серлас сменит имя и придет посмотреть на вырезанные из камня фигуры Христа и его учеников в стенах собора. Прямо перед тем, как отправиться в Америку, проделав тот же путь, который был уготован «Титанику».
– Эй, милая! – кричит из гудящей толпы юноша. – Присоединишься к нам?
Он пляшет с другими жителями, поочередно хватая за талии то одну, то другую пробегающую мимо девицу, и Клементина, заметив это, заливисто смеется.
– Иди к нам, – зовет он и машет рукой. – Негоже в такой день скучать в тени!
Серлас лениво кивает в ответ на вопросительный взгляд Клементины – та, радостно улыбаясь, спешит принять приглашение. Серлас наблюдает за ними вполглаза, примостившись у башенной стены. Он знает этого юношу – это сын одного крестьянина, с которым Серлас работает в поле, и его зовут Шей. Он славный малый, трудится в подмастерьях у местного сапожника и вместе с отцом кормит семью в пять человек. Ему можно доверить непоседливую девицу.
Совсем скоро настанет тот день, когда Серласу придется отдать Клементину кому-то из многочисленных женихов – он уверен, что их будет много, что они потянутся к ней, как мотыльки летят на огонь, и станут увиваться за ее юбкой, едва только Клементина позволит им.
Он смотрит, как кружится в танце его названая дочь, слышит ее заливистый смех. Вздыхает. Поскорее бы пришел тот день, когда ее можно будет отдать в жены хорошему человеку и оставить на его попечение. В глубине душе Серлас противится этим мыслям, но продолжает утешаться надеждами и строить планы на одинокое будущее. Клементина должна начать обычную жизнь, осесть на одном месте и прекратить мотаться по свету в компании угрюмого склочника – они друг другу никто, не отец и дочь, не брат и сестра. Пора привыкнуть к этой мысли и отпустить от себя не виновную в грехах матери девочку.
Как только ей исполнится шестнадцать, Серлас найдет ей мужа и оставит жить в его семье, а сам покинет выбранный тихий город, чтобы уплыть за океан и… Дальнейшие годы размываются в мутной пелене и становятся недоступны его взору. О будущем он не думает.
– Ты слышал, что о них говорят? – доносится до молчаливого Серласа шепот. Он оборачивается и видит в десяти футах от себя женщину и мужчину – жену и мужа, бакалейщиков, что хмурятся, наблюдая за танцующей Клементиной.
– Говорят, они друг другу не родственники, – продолжает женщина, не заметившая Серласа. Ее муж кивает.
– Да, ходит такой слух, – говорит он. – Только не пристало мне твои бабские сплетни слушать, шла бы к другим гусыням болтать о таком!
Серлас слышит все это, и злость вспыхивает в нем, словно раздутое из малой искры пламя. Эти сплетни идут о них с Клементиной не впервые, и Коув – далеко не первый город, где он слышит вслед недобрые шепотки. Клементина не была похожа на его дочь с малых лет; теперь же им вдвое сложнее убедить всех вокруг в том, что темноволосый нелюдимый мужчина и рыжеволосая улыбчивая девушка – брат и сестра. Серлас просит Клементину красить волосы, но крапива больше не в силах побороть их яркий цвет.
Теперь у них двоих почти не осталось оправданий людской молве.
– А помнишь ту историю с рыжей женщиной из Трали? – настаивает горожанка, теребя мужа за рукав его выходного камзола. – Ее ведьмой прозвали зазря, помнишь?
Серлас напрягается при каждом звуке ее хриплого язвительного голоса и замирает, пригвожденный к земле внезапно прихлынувшим парализующим страха. Люди больше не зовут каждую рыжеволосую ведьмой, больше не клевещут вслед босоногим, но он ждет подвоха в любом неосторожном слове. Безымянная сплетница говорит громче, чтобы перекричать волынки и скрипку в руках ловких музыкантов.
– Говорят, ее муж-иноземец сдал! Она ему дочь родила, а он ее на костре сжег, знаешь?
– Женщина, прекращай эти…
– Их ведь так и не нашли, ни убийцу этого, ни ребенка!
Серлас вжимается лопатками в каменную кладку башни и, скрытый длинной тенью, медленно огибает фонтан. Вода в нем бьет вверх, в ее брызгах фигура танцующей Клементины искажается, обращается каплями прозрачной воды, а рыжие кудри пляшут в воздухе и становятся языками пламени.
– Брешут все, – ворчит бакалейщик.
– Вот и нет! – возражает ему упрямая жена и кивает в сторону Клементины. – Думаешь, их просто так раньше ведьмами кликали? У рыжих души нет!
Больше Серлас стерпеть не может: он выходит из тени башни, направляясь в сторону паба, и молится только о том, чтобы у старика Джима нашлось в погребе немного виски.
***
До самого вечера Серлас протирает штаны в «Костях капитана», пьет и молчаливо наблюдает за собравшимися в пабе гуляками. Джим вполглаза следит за угрюмым ирландцем и подливает ему в кружку без опаски: Серлас, напившись, никогда не вступает в драки, никогда не смущает посетителей и не спорит с окружающими, так что волноваться за него, пьяного, Джим и не думает.
Когда площадь погружается в ласковые теплые сумерки, Серлас впервые вспоминает о Клементине. Беспокойство, приглушенное выпивкой, клекочет в его груди слабым птенцом, но Серлас топит его отголоски в очередной порции виски. Не маленькая, справится и сама. Эта мысль прочно оседает в голове Серласа, и пьяный разум превращает ее в оправдание: надежный юноша Шей доведет Клементину до дома и не станет распускать руки.
Он думает, что готов даже отдать девчонку в жены этому юному сапожнику, вот только теперь в груди начинает ворочаться еще и злость, не сдерживаемая более рассудком. Недостоин мальчишка руки его Клементины. Недостойны и остальные его ровесники, что поглядывают на девушку с первого дня их жизни в Коуве.
Правильно болтают глупые люди: Серлас и Клементина друг другу не родственники. Серлас и Клементина друг другу никто.
– Налей еще, – просит он подошедшего Джима и топит вспыхнувшую ревность в стакане виски.
В итоге к родному порогу Серлас добирается только с рассветом. Он думает, что Клементина, уставшая после бесконечно длинного и беспокойного дня, давно спит и видит девятый сон. Однако она встречает его в темной кухне, растрепанная и злая.
– Где ты был? – набрасывается она на Серласа. Тот недовольно морщится: звонкий голосок у Клементины, он иглами впивается в уши. – Я решила, ты в море утонул, чертов пьяница!
– С чего бы мне в море топиться? – бурчит Серлас, скидывая с ног тяжелые сапоги. Клементина идет вслед за ним по комнате, поднимая с пола шляпу, обувь, пальто, которые он скидывает не глядя.
– Ты все время об этом твердишь! – кричит она. – Что пойдешь и утопишься в море, или что повесишься, или… Мог бы сказать, что отлучился в паб!
– Я вру, – тянет Серлас и, открыв дверь своей спальни ногой, шагает в спасительную темноту. В его комнате единственное крохотное окно задернуто плотной грубой тканью, и свет редко проникает внутрь, не беспокоя сварливого хозяина.
– Конечно же врешь! – Клементина врывается следом и бросает его вещи на стул у окна. – Но я же волнуюсь, а ты ведешь себя как свинья!
