Книга Глаза колдуна, страница 80. Автор книги Ксения Хан

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Глаза колдуна»

Cтраница 80

Персиваль разворачивает к ней лицо – сеточка тонких шрамов блестит в слабом оранжевом свете лампы – и растягивает губы в холодной улыбке.

– Ты отгадала… Мой милый Джошуа не зря отдал жизнь за эту крохотную подсказку.

– Замолчите! Не смейте о нем говорить.

– У-у-у… – Персиваль щурится, скалится, обнажая ровные белые зубы и темный провал на месте одного клыка. – А ведь я снова облегчаю тебе задачу. Тебе бы прислушиваться к моим словам, малышка Клементина.

Что-то в голосе Персиваля заставляет ее успокоиться – наверное, интонация, с которой он говорит. А еще головная боль, навязчиво стучащая в висках. Клеменс поджимает губы.

– Боудикка была отменной ведьмой, – продолжает Персиваль. Будто и не было этого всплеска возмущения между ними, будто не он только что выиграл в словесном спарринге с девушкой. – Все потому, что она была наследницей самой Дану. Боги наградили ее гибким умом, хитростью женщины и отвагой мужа. Ох, она была хороша…

Снова вспыхивают и гаснут перед глазами Клеменс навязанные какой-то незримой силой образы: не та женщина в колеснице, которую девушка видела на иллюстрациях из книг девятнадцатого века, а живая Боудикка. Ее огненно-рыжие волосы, высокий ладный стан и лицо с родимым пятном в форме незавершенного круга у виска.

Она смотрит прямо на Клеменс, величественная и великолепная в своих одеждах, а потом открывает рот и произносит имя, обращаясь к ней. Имя, похожее на…

Гидеон? – шепчет Клеменс, невольно повторяя за женщиной из странных воспоминаний. Нет, это имя лишь звучало, как Гидеон. Персиваль наблюдает за ее несмелыми попытками проникнуть в омут чужой памяти и улыбается. Клеменс не видит этого, но он улыбается, удовлетворенно кривя губы.

– У Боудикки было две дочери, – подсказывает Персиваль. Его голос гипнотизирует и еще больше погружает Клеменс в дурной сон наяву, и от картинок перед глазами ей теперь не так-то просто избавиться. Девушка жмурится, но это не помогает.

У Боудикки было две дочери. Черноволосая, смуглая, со взглядом прямым и смелым, что лицом и фигурой пошла в отца, тигерна Прасутага. И дочь рыжая. Кроткая, спокойная, ни станом, ни характером не похожая на родителей. У нее были бледные глаза. И ее звали…

– Клеменция? – выдыхает Клеменс, вспоминая то, чего никогда не знала и не могла знать. От чужеродной памяти у нее кружится голова, раскалывается на части, и ей хочется плакать – слишком много всего, слишком тяжело. Она почти не различает себя и кого-то еще внутри себя.

– Клеменция! – повторяет Клеменс. – Дочь Боудикки, рыжую, словно пламя, звали Клеменция. Она не была ребенком Прасутага.

Девушка распахивает глаза и видит лицо Перси-валя прямо над собой.

– Она была вашей дочерью.

Теперь девушка складывает воедино, как сложную мозаику, детали одной долгой вереницы событий, что привели ее сюда, в этот день.

– Клеменция, дочь Боудикки. Клементина, дочь Нессы. Господи, да кого же вы лепите? Какая ведьма нужна вам?

– Сильнейшая, – отвечает Персиваль. – Та, которой под силу будет повернуть время вспять.

Даже под действием неизвестной отравы Клеменс понимает, что это всего лишь метафора, которую снова нужно разгадывать.

– Они ведь все умерли, – выдыхает девушка. – И Клеменция, и Клементина. Вы гоняетесь за призраками.

– О, нет-нет! – восклицает Персиваль и вскакивает со стула, бросая себя в полумрак комнаты. Клеменс моргает, чтобы прогнать наваждение – он вдруг чудится ей серой блеклой птицей, той самой, из ее сна. – Это ты носишься за призраком. За человеком, которому суждено было умереть давным-давно…

***

Серлас выбегает из паба, у тяжелых дверей сбивая с ног отца Шея. Запинается об его ноги, почти падает, и это промедление стоит Серласу побега.

– Куда ты спешишь так, чужеземец? – Растягивая слова, будто чувствуя страх Серласа, вслед за ним выходят братья Конноли и становятся по обе стороны от него, преграждают путь.

– Давно не виделись, – басит Дугал. – Мы с братом долго ждали этой встречи…

– Верно! – скалится Киеран. – С тех пор как папаша наш отошел в мир иной, мы и не чаяли тебя отыскать! Хочешь знать, как он умер?

От страха, которого Серлас не помнил уже много лет – не пропавшего с годами совсем, а всего лишь спрятавшегося, дремлющего в глубинах его души, он не может сказать ни слова. Застарелый ужас просыпается в нем – в изломе его незаживающих ребер, в сердце, что теперь бьется в груди как сумасшедшее, – и не дает вздохнуть. Серлас делает шаг в сторону, и ему тут же преграждает путь рука Дугала.

Он слишком хорошо помнит, как тяжела она, какими сильными могут быть эти кулаки.

– Уходишь, даже не поздоровавшись? Манерам чертова ведьма тебя разве не обучила?

– Не обучила, братец! Тебе ли не знать: из зверя человека не сделать!

Они гогочут, запрокидывая головы, и их громкий хохот – грохот, а не смех – обрушивается на тихий Коув, не привычный к таким проявлениям чувств, и на его скромных жителей. Горожане обходят приезжих братьев стороной и даже не замечают зажатого между ними Серласа.

– Чего хотите? – наконец спрашивает он. Уйти без драки от возмужавших Дугала и Киерана Серлас уже и не думает – и потому лишь выпрямляется во весь свой рост и глядит с вызовом.

– Поболтать хотим, – обнажает желтые зубы Дугал. – У твоей семейки перед нашей должок есть… Пойдем-ка, Серлас Из Ниоткуда.

Они вдвоем хватают Серласа под руки и ведут мимо паба и встречных горожан Коува куда-то в подворотни. Никто не останавливает их, отводит взгляд, словно Серлас им не знаком. Он пытается вырваться – Киеран встряхивает его и тычет коленом в пах, и глухая боль тонет в его теле, превращаясь в стон.

Серлас не должен бояться их – он столько лет жил на свете и многому научился, так что кулаки братьев Конноли не принесут ему больше боли, чем он уже испытал. И все же ему страшно. Это старый, не изжитый до конца страх, это тот ужас, что зрел в нем с самого его пробуждения в злосчастном лесу на краю братской могилы, он мешается с паникой перед неизвестностью, и вспыхивают и затухают в Серласе все прошлые тревоги: кто он такой, что он делает здесь, чего хотят от него люди, которых он едва знает…

Сейчас, спустя столько лет, у него все еще нет ответов на эти вопросы. И потому они пугают его, и братья Конноли – всего лишь образы, в которые Серлас оборачивает свой страх всю сознательную жизнь.

Они заворачивают за угол; Серлас плетется, ведомый рассерженными Дугалом и Киераном, меж лавочек и жилых домов города, они петляют узкими проулками и наконец выскальзывают на окраину Коува. В десятке футов от них вырастает невысокий покосившийся забор, не защита, но обозначение: здесь тупик, конец. Дальше – высушенные летним солнцем поля для домашнего скота, где и теперь пасутся коровы и козы.

– Что же ты не навещал нас, бродяжка? – ехидно спрашивает Дугал. – Что же позабыл Трали? Мы, горожане, заботились о тебе, ласкали тебя, а ты оставил нас и сбежал, поджав хвост!

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация