– Рассказывай эти сказки другому! – Серлас все же находит в себе силы, злость пробуждает их и вырывает его тело из рук братьев Конноли. – Ничего хорошего Трали мне не принес! Вы невинную женщину погубили из-за слухов!
Давние воспоминания разгораются в нем кострищем в центре площади: кричат злые горожане, гибнет оклеветанная молвой Несса.
– Верно говоришь… – вдруг соглашается Кие-ран и, сплюнув под ноги, наступает на обомлевшего Серласа.
– Что?..
– Ладно поешь, – добавляет Дугал. – Правильно. Ополчился Трали на бедную хилую девку, сгубил ее зазря! Не она ведь повинна была в пожарах, да, Серлас? Не она губила честных людей в городе?
Он думает, что знает мысли обозлившихся на весь белый свет Конноли, но те удивляют Серласа и говорят то, о чем он никогда не помыслил бы.
– Это ты во всем виноват!
Дугал толкает его, и Серлас, не устояв, падает назад, врезаясь спиной в шаткую деревянную ограду города. Та с хрустом ломается, Серлас летит на землю. В образовавшуюся дыру в заборе братья Конноли шагают вместе, словно натренированные дандовы псы, готовые растерзать добычу.
– Ты хорошо скрывался, иноземец, – шипит Киеран. – Пускал пыль в глаза нам, косил под невинного беспамятного! А сам в это время строил козни против всего города, даже девок наших в себя влюбил! Одна за тебя на костре сгорела, другая ее оклеветала, словно обеих ты приворожил, а?
– Мэйв?..
Серлас отшатывается и на руках, не чувствуя ног, ползет назад, сдирает ладони о сломанные доски ограды. Братья наступают на него огромными тенями, неумолимо, словно рок.
– Погибла она, – бросает Дугал. – С обрыва бросилась, дурная, через месяц. Не ты ли ее сгубил?
– Нет! Я не знал! – Серлас стонет. Мэйв была глупой девицей, и он никогда не винил ее – просто не мог возвращаться к ней в мыслях и думать о причинах, побудивших юную девушку клеветать на Нессу. Встреться они теперь, Серлас даже отпустил бы ей старый грех.
– Папаша наш умер, – добавляет Дугал, носком сапога наступая на полы плаща Серласа. – Сестрица умерла. Кузнец Финниан умер. Старик Джимми умер.
– И все после твоего побега, – кивает Киеран. Склоняется над опустошенным этими новостями Серласом, заглядывает ему в распахнутые темные глаза. И говорит: – Зря мы тебя не сожгли вместо полоумной. Это ты всех сгубил, а не она.
Дугал хватает Серласа за локоть и с силой отрывает от земли, ставит на безвольные ноги. Серласу вдруг все кажется нереальным: быть может, это воображение играет с ним злую шутку, быть может, это всего лишь сон, один из нескольких ночных кошмаров, которые преследуют Серласа всю жизнь, с которыми он уже почти породнился.
Такие мысли связывают его по рукам и ногам и лишают воли.
– Убьете меня? – спрашивает Серлас и сам дивится, насколько равнодушно звучит его собственный голос. Не этого ли он ждал долгие-долгие годы?
– А ты вину свою признаешь? – злорадно усмехается Дугал. – Добровольно на казнь соглашаешься?
Серлас не отвечает. Он не виноват в смертях горожан из Трали, но повинен в гибели Нессы. С этими мыслями он живет уже шестнадцать лет, и, похоже, настал его черед платить по заслугам. Может, братья Конноли решатся на то, что сам он совершить боится, – убьют его?
Но ведь теперь Серлас не жаждет смерти. У него есть Клементина, и она любит его, и они хотят вместе вернуться во Францию и жить там долгие годы. Разве сейчас, когда он наконец-то обрел покой, кто-то посмеет отнять его у Серласа?
– Я никого не убивал, – говорит Серлас. Братья Конноли под руки тащат его в открытое поле и благодарят неизвестного французского путешественника, что напророчил им эту судьбоносную встречу.
– Ах, Серлас! Время колдунов и ведьм давно прошло, и срок твой вышел! Взгляни на себя! – Дугал бросает его на землю – Серлас падает, ударяясь лопатками об толстый корень дуба, растущего прямо посреди пастбища. – Столько лет прошло, а ты не изменился ни капли! Колдун, сразу ясно!
– Колдунов не существует, – говорит Серлас то, о чем слышал от Мэйв. Теперь он верит в это, а не в слова покойной Нессы. – Ведьмы есть, и проклятия их есть. А колдунов нет.
– Зато ты живешь и здравствуешь, – соглашается Дугал и замахивается, чтобы ударить Серласа по лицу. Его останавливает звонкий женский крик.
– Стойте! Нет-нет, подождите!
Сердце Серласа подпрыгивает в груди, застревает у него в горле. Это Клементина, она мчится к дубу через все пастбище, путаясь в подоле своего летнего платья. За ней по пятам бежит Шей, встревоженный и сердитый одновременно.
– Господи, – выдыхает Серлас. Страх, который терзал его вместо девушки все эти годы – страх за ее жизнь, больший, чем за свою собственную, – теперь завоевывает все его тело, пронизывает до костей. «Наконец-то! – стонет в нем древний ужас. – Наконец-то пришло мое время!»
– Остановитесь, – молит Клементина оторопевших братьев. – За что вы его схватили?
– Он убил нашу семью, – рявкает Киеран и встряхивает Серласа за плечо, как тряпичную куклу.
– Не убивал, – цедит Серлас. – Уходи, девочка. Я разберусь.
Конечно же, она не слушается. Мотает головой, переводит взгляд с Серласа на Киерана, с Киерана на Дугала. Клементина не знает их, но смотрит на братьев с опаской и яростью, и Серлас боится, что дочь ведьмы вот-вот скажет что-то неправильное, страшное.
– Отпустите его, он никого не убивал! – звенит голос Клементины. И в нем вдруг угадываются властные нотки Нессы, ее манера. Серлас дергается, вырывается из крепких рук братьев.
– Уходи отсюда сейчас же! – разъяренно шипит он. – А вы делайте, что хотели, только девчонку сюда не впутывайте. Шей, уведи ее!
– Нет!
Вокруг дуба поднимается ветер, внезапно становится холоднее, и небо, до этого почти безоблачное, затягивается тучами. Гремит гром.
#35. Помяни дьявола
Братья Конноли хмурятся, пятятся от рыжей, словно огонь, Клементины и Серласа за ее спиной. Кие-ран распахивает в изумлении рот.
– Вы не тронете ни Серласа, ни меня, ни Шея, – говорит девушка чужим голосом, и сердитое рокотание неба вторит ее речам. – Вы уйдете прочь из города, покинете его навсегда, и никогда, никогда не вернетесь!
Молния разрывает сгустившиеся тучи пополам, за нею следует грохот.
– Что происходит?!
Дугал оглядывается по сторонам; рядом с ними только домашний скот, перепуганный внезапной подступающей грозой, и Шей, сын крестьянина, оказавшийся здесь совсем случайно и бледный, как молоко. Он просто хотел помочь Серласу, чтобы Клементина наконец перестала на него сердиться и ответила согласием, чтобы все вернулось на свои места.
Откуда в милой девушке взялось это нечто, что вещает таким страшным голосом злые речи и тревожит природу?
