Жак был прав: иногда все ясно с первого взгляда.
Минни покачала головой, винные пары смешались с горькими духами мертвой графини.
– Pauvre chienne, – тихо прошептала она. – Бедная сучка.
14
Редкостные зануды
Читать письма лорда Мелтона не было никакой необходимости, но она не могла удержаться и взяла одно из них так, словно это была зажженная гренада, которая могла взорваться в ее руках.
Гренада таки взорвалась. Не переводя дыхания, Минни прочла все пять писем. Ни на одном не было даты, и невозможно было определить порядок, в каком они были написаны; время явно не имело значения для пишущего – и все же оно значило все. Это был крик человека, падающего со скалы в пропасть вечности и документирующего свое падение.
«Я буду любить тебя вечно, я не могу иначе, но клянусь Богом, Эсме, я буду вечно ненавидеть тебя всей силой моей души, и если бы ты была рядом со мной, если бы мои пальцы сомкнулись на твоей белой и стройной шее, я бы задушил тебя словно лебедя, черт побери, и трахал бы тебя, когда ты умирала, ты…»
Вероятно, он схватил чернильницу и швырнул ее на листок. Слова, крупные и корявые, были нацарапаны и зачеркнуты, бумага прорвана нервным пером во многих местах.
Минни судорожно вздохнула, когда дочитала до конца, и ей показалось, что она вообще не дышала во время чтения. Она не плакала, но у нее дрожали руки. Последнее письмо выскользнуло из ее пальцев и спланировало на пол. Она была придавлена горем, которое не резало, а впивалось когтями и безжалостно разрывало свою добычу на кровавые куски.
Эти письма она больше не перечитывала. Это стало бы профанацией. И вообще, перечитывать их не было нужды, Минни казалось, что она и так никогда не забудет ни одного слова.
Ей пришлось выйти на улицу и прогуляться, чтобы прийти в себя. Время от времени она понимала, что у нее текут по щекам слезы, и поскорее их вытирала, прежде чем их заметят прохожие и начнут спрашивать, в чем дело. Она чувствовала себя так, словно рыдала много дней или словно ее кто-то побил. А между тем все прочитанное не имело к ней ни малейшего отношения.
Она чувствовала, что кто-то из братьев О’Хиггинс шел где-то позади, но тактично не приближался. Она прошла с начала до конца парк Сент-Джеймс, обошла вокруг озера и, наконец, села на скамью возле флотилии лебедей, обессиленная душой и телом. Кто-то сел на другой конец скамьи – Мик, увидела она краешком глаза.
Наступило время для чая. Уличная суета затихала, люди спешили домой или заходили в таверны, в обычные дешевые забегаловки, чтобы отдохнуть после долгого рабочего дня. Мик кашлянул со значением.
– Я не голодна, – заявила она. – Ступай, если хочешь.
– Слушайте, Беделия. Вы прекрасно знаете, что я никуда не пойду, если не пойдете вы. – Он скользнул по скамье и сел возле ее локтя, сгорбившийся и компанейский. – Давайте я притащу вам пирожок, а? Каким бы ни было огорчение, на полный желудок оно покажется не таким ужасным.
Она не была голодна, но она была пустая и, нерешительно поколебавшись, сдалась и позволила купить себе у пирожника мясной пирожок. Запах был такой насыщенный и приятный, что она сразу почувствовала прилив сил, едва взяла его в руку. Она надкусила корочку, и вкусный, насыщенный мясной сок потек ей в рот. Закрыв глаза, она жадно принялась за пирог.
– Ну вот. – Мик давно покончил со своим пирогом и сидел, благосклонно глядя на нее. – Теперь лучше?
– Да, – призналась она. Теперь она могла, по крайней мере, думать о проблеме, а не тонуть в ней. Все это время, с тех пор как вышла из дома, ее мысли горестно метались, но, как оказалось, какая-то задняя комнатка в ее мозгу обрабатывала прочитанное.
Эсме и Натаниэль мертвы. Гарольд, теоретический герцог Пардлоу, не был мертвым. Вот в чем дело. Она могла бы что-то сделать для него. И она обнаружила, что полна решимости это сделать.
– Но что? – спросила она, объяснив все Мику в общих словах. – Я не могу послать эти письма военному министру – его светлость непременно узнает, что кто-то читал их, тем более люди, которые… обладают какой-то властью над ним, и, думаю, он будет просто убит.
Мик скривил лицо, но допустил, что, возможно, она права.
– Так что же вы хотите сделать, леди Беделия? – спросил он. – Может, найдется еще какой-то выход?
Она вдохнула столько воздуха, что он дошел до ее пяток, и медленно выдохнула.
– Пожалуй, я хочу того же, что и полковник Кворри: убрать слухи о безумии его светлости и помочь возрождению его полка. Думаю, что я должна сделать обе эти вещи. Но как?
– И ты не можешь – или не станешь – делать это с помощью писем… – Он искоса посмотрел на нее, чтобы узнать, не убеждена ли она в обратном, но она покачала головой.
– Найдешь лжесвидетелей? – предложил он. – Подкупишь кого-нибудь, чтобы те подтвердили, что графиня крутила любовь с поэтом?
Минни с сомнением покачала головой.
– Я не говорю, что не могу найти человека, берущего за это деньги, – сказала она. – Но не найду такого, кому поверят. Большинство молодых женщин вообще не умеют лгать.
– Верно, – согласился он. – Вы тоже такая. – Это прозвучало с восхищением, она кратко кивнула, благодаря за комплимент, но продолжала свою мысль.
– Другое дело, что довольно легко пустить слух, но после этого он часто начинает жить своей жизнью. Его уже невозможно контролировать. Если я заставлю кого-то, мужчину или женщину, сказать, что он или она знали про эту связь, на этом все не закончится. И поскольку в этом не будет правды, неизвестно, куда дело зайдет. Нельзя подносить огонь к фитилю, не зная, где лежит заряд, – добавила она, многозначительно подняв брови. – Мой отец всегда так говорит.
– Мудрый человек, ваш отец. – Мик дотронулся в знак уважения до края шляпы. – Но если не подкуп, не лжесвидетели, тогда… что вы рекомендуете, миледи?
– Ну… скорее всего фальсификацию, – ответила она, пожав плечами. – Но я не думаю, что эффект от поддельной версии тех писем будет намного лучше, чем от оригинала. – Она потерла пальцы, ощущая на них скользкий жир от пирожка. – Принеси мне еще один, ладно, Мик? Я проголодалась, пока думала.
Она расправилась со вторым пирожком и, подкрепившись, стала с неохотой просматривать мысленно письма Эсме. В конце концов, ведь именно графиня Мелтон была fons et origo – источником всех несчастий.
«Вот интересно, неужели ты думала, что игра стоила свеч?» – обратилась она к покойной Эсме? Похоже, женщина просто хотела пробудить ревность в супруге. Вероятно, она не имела ни малейшего намерения заставить супруга застрелить одного из его друзей и уж наверняка она не собиралась умирать вместе с ее ребенком. Это обстоятельство особенно поразило Минни и по какой-то странной причине заставило подумать о ее матери.
«Я думаю, что ты тоже не хотела ничего из того, что случилось, – подумала она с состраданием. – Ты наверняка не хотела меня. – Но все же ситуация, в которую попала ее мать, хоть и очень прискорбная, не стала театральной трагедией, как у Эсме. – Ведь мы с тобой обе живы, я это имею в виду».
