– Какого дьявола вы тут делаете? – спросил за ее спиной любопытный голос. Она взвизгнула, повернулась и увидела герцога Пардлоу, стоявшего в дверях, а за ним Гарри Кворри и еще одного военного.
– Эй… – заговорил Гарри с откровенным ужасом.
– Что такое? – спросил третий, с любопытством заглядывая через плечо Гарри.
– Не волнуйтесь, – сказал герцог, не глядя на них. Его пристальный взгляд был направлен на нее. – Я сам разберусь. – Не оборачиваясь, он захлопнул дверь перед их удивленными лицами.
Впервые за все время она услышала тиканье небольших каминных часов с эмалью и шипение огня. Она не могла даже пошевелиться.
Не отрывая от нее глаз, он пересек комнату и подошел к ней. Пот на ее теле превратился в лед. Она задрожала.
Он взял ее за локоть и отодвинул, потом посмотрел на закрытый ящик стола и торчавшие из него отмычки. Открыто обвинявшие ее.
– Какого дьявола вы тут делали? – спросил он и впился взглядом в ее лицо. Она с трудом слышала его из-за шума крови в ушах.
– Я… я… грабила вас, ваша светлость, – выпалила она, с облегчением обнаружив, что может говорить, несмотря ни на что, и глотнула воздух. – Разве это не очевидно?
– Очевидно, – повторил он удивленным тоном. – Но что можно украсть в библиотеке?
И это сказал человек, на чьих полках стояло как минимум полдюжины книг ценой в тысячу фунтов каждая, она видела их отсюда. Но все же он был по-своему прав.
– Ящик был заперт, – ответила она. – Зачем его запирать, если в нем нет ничего ценного?
Он мгновенно посмотрел на ящик, и его лицо молниеносно переменилось. «Ох, проклятье! – подумала она. – Он забыл, что тут лежали письма. Или не забыл?…»
Он повернулся к ней, и с его лица исчез слегка озадаченный вопрос. Он вроде и не двигался, но внезапно оказался совсем рядом с ней; она чувствовала запах крахмала, исходящий от его мундира, и слабый запашок пота.
– Скажите мне, кто вы, «леди Беделия», – сказал он, – и почему вы здесь.
– Я просто воровка, ваша светлость. Простите. – У нее не было никаких шансов добежать до двери, не говоря уж о том, чтобы выскочить из дома.
– Я и на секунду не верю этому. – Он заметил ее взгляд и схватил ее за руку. – И вы никуда не уйдете, пока не скажете, зачем вы здесь.
От страха у нее кружилась голова, но слабый намек, что она могла куда-то пойти, казалось, предполагал хотя бы возможность, что он не вызовет констебля и ее не арестуют. С другой стороны…
Он не стал ждать, когда она опомнится и придумает какую-нибудь историю. Он крепче сжал ее руку.
– Эдуард Твелвтрис, – сказал он почти шепотом, и его лицо покрылось смертельной бледностью. – Это он вас прислал?
– Нет! – воскликнула она, но ее сердце едва не выскочило из корсета при звуках этого имени. Он жестко посмотрел на нее, потом опустил взгляд и обвел им мерцающий ворох ее зеленоватых юбок.
– Если я обыщу вас, мадам, интересно, что я найду?
– Грязноватый носовой платок и флакончик духов, – искренне ответила она. Потом добавила: – Если вы хотите обыскать меня, приступайте.
У него слегка раздулись ноздри, и он оттащил ее в сторону.
– Встаньте здесь, – кратко сказал он, потом отпустил ее и выдернул из замка отмычки. Сунул пальцы в маленький кармашек на мундире, достал ключ, отпер и выдвинул ящик.
Сердце Минни изменило свой ритм, когда он предложил обыскать ее, но тогда оно билось по-другому, – а тут оно заколотилось с такой быстротой, что она увидела белые точки в уголках глаз.
Она не положила письма на их правильное место, не могла – Мик не обратил на это внимания, а должен был. Она закрыла глаза.
Граф что-то пробормотал на… латыни?
Ей надо было дышать, и она выдохнула воздух.
Теперь его рука вернулась и схватила ее за плечо.
– Откройте глаза, – проговорил он тихим, грозным голосом, – и смотрите на меня, черт побери.
Она посмотрела в его глаза, голубые и холодные, как лед. Он был так сердит, что вибрация прошла по его телу, словно по камертону после удара.
– Что вы делали с моими письмами?
– Я… – Находчивость совершенно покинула ее, и она уныло сказала правду: – Положила их на место.
Он заморгал. Посмотрел на открытый ящик с ключом в замке.
– Вы… э-э… вы видели меня, – сказала она и нашла достаточно слюны, чтобы сглотнуть. – То есть видели меня возле ящика. Э-э… не так ли?
– Я… – Маленькая складка образовалась между его темных бровей, глубокая, словно разрез на листе бумаги. – Я видел. – Он отпустил ее плечо и просто стоял, глядя на нее. – Как, – медленно проговорил он, – как к вам попали мои письма, могу я спросить?
Сердце все еще грохотало в ее ушах, но кровь уже успокаивалась. Она снова сглотнула. У нее не было выбора.
– Мистер Твелвтрис, – сказала она. – Он… он действительно просил меня украсть письма. Я… не стала бы этого делать для него.
– Вы не стали бы, – повторил он, медленно подняв бровь. Теперь он смотрел на нее как на экзотическое насекомое, которое он обнаружил ползущим по его хризантемам. Он вопросительно кивнул на ящик: – Почему?
– Вы мне понравились, – выпалила она. – Когда мы… встретились в саду принцессы.
– Неужели. – Слабая краска поползла по его щекам, к нему вернулась его чопорность.
– Да. – Она смело встретила его взгляд. – Я видела, что мистер Твелвтрис не любит вас.
– Это мягко сказано, – фыркнул он. – Так что вы ответили, когда он попросил украсть мои письма? Почему он решил, что вы подходящая персона для такого заказа? Вы профессионально крадете вещи?
– Ну, не так часто, – ответила она, пытаясь взять себя в руки. – Мы… я… собираю информацию, которая может быть полезной. Просто… знаете… наблюдения, вопросы. Сплетни на раутах и приемах, все такое.
– Мы? – повторил он, подняв уже обе брови. – С кем вы этим занимаетесь, могу я спросить?
– Просто мы с моим отцом, – торопливо ответила она, чтобы он не вспомнил про трубочистов. – Это… семейное предприятие, скажем так.
– Семейное, – повторил он с легким недоверием. – Ладно… отложим это в сторону, но, если вы отказались от денег Эдуарда Твелвтриса, как к вам вообще попали мои письма?
Она доверила свою душу Богу, в которого не слишком верила, и рискнула.
– Кто-то другой украл их для него, – сказала она с предельной искренностью. – Но я случайно оказалась у… у него дома и нашла их. Я… узнала ваше имя. Я не читала их, – поспешно добавила она. – Как только увидела, что они личные.
Он снова побелел. Несомненно представил, как Эдуард Твелвтрис с жадностью совал нос в его самые больные раны.
