Как мгновенно поймут более придирчивые читатели, если Бенджамин был зачат в 1744 году и родился – естественно – в 1745 году, то ему не могло быть восемь лет в 1760 году, на который приходится время действия романа «Шотландский узник». Но только ему все-таки было восемь.
Очевидно, единственная возможность объяснить такой возраст Бенджамина – а также возраст его братьев Генри и Адама – это сделать логичное заключение, что где-то между написанием «Шотландского узника» и «Зеленой беглянки» случился тессеракт, и мальчики при следующей встрече станут взрослыми людьми, да это и не важно. К счастью, я всецело уверена в интеллекте моих Очень Умных Читателей и знаю, что они поймут общую идею и станут наслаждаться сюжетом без бессмысленного копания в мелочах.
Маринисты
В одном месте сюжета Минни, глядя на свое бальное платье нежно-зеленого цвета «нильской воды», вспоминает свое знакомство с месье Верне, известным маринистом, любителем китов.
В XVIII веке художники действительно любили рисовать китов. Тогда был большой спрос на романтические морские пейзажи, соответственно, были и мастера в этой области.
Клод Жозеф Верне – реальное лицо, известный художник-маринист – писал морские пейзажи, на которых часто присутствовали киты. Он мастерски изображал морскую воду с ее многочисленными оттенками, так что вполне мог сказать Минни про «зеленую беглянку», т. е. зеленую краску, которая в те времена делалась из нестойкого зеленого пигмента, который быстро выцветал, в отличие от более стойких и долговечных синих и серых красок.
Конечно, вы все понимаете метафорическую аллюзию такого названия. Я включила месье Верне в сюжет, чтобы пояснить читателям, которые не говорят по-французски и не всегда ищут в Гугле непонятные слова, что «о-де-ниль» («нильская вода») – это оттенок нежно-зеленого цвета.
Осада
Ямайка 1762 год, начало мая
Лорд Джон Грей осторожно сунул палец в маленький каменный горшочек с маслянистой жидкостью, вытащил его и опасливо понюхал.
– Боже!
– Да, милорд. Вот я и говорю. – Его слуга Том Бёрд, отвернувшись, закрыл горшок крышкой. – Если вы натретесь этой дрянью, все мухи будут ваши, сотни мух слетятся как на дохлую крысу. Давно сдохшую, – добавил он и для верности завернул горшочек еще и в тряпку.
– Что ж, справедливо, – с сомнением сказал Грей. – Думаю, что кит тоже давно ушел из жизни. – Он поглядел на дальнюю стену своего кабинета. Как обычно, вдоль панелей на белой штукатурке сидели мухи, жирные и черные, словно смородины. И точно, некоторые уже поднялись в воздух и лениво полетели к горшочку с китовым жиром. – Где ты это достал?
– Хозяин «Головы мавра» держит целый бочонок, он заправляет им светильники. Говорит, что это дешевле, чем сальные свечи, не говоря уж о восковых.
– А-а. Еще бы. – Если учесть, какая вонь стоит в «Голове мавра» многолюдными вечерами, никто и не заметит среди других запахов горящий китовый жир.
– Что ж, на Ямайке его легче достать, чем медвежий жир, – заметил Том, забирая горшочек. – Хотите, я смешаю жир с мятой, милорд? Может, будет лучше, – добавил он, с сомнением наморщив нос.
Том схватил промасленную тряпку, всегда лежавшую на углу письменного стола, и ловким движением сбил муху на лету.
– Дохлый кит с гарниром из мяты? От этого моя кровь станет особенно привлекательной даже для взыскательных кусачих насекомых в Чарльзтауне – не говоря уж о Канаде. – Мухи на Ямайке были назойливые, но не кусали, а морской бриз и муслиновые экраны на окнах неплохо ограждали жилище от москитов. А вот в болотах на побережье Северной Америки… и в глубине канадских лесов, куда он отправляется…
– Нет, – нерешительно сказал Грей и почесал шею при одной только мысли о канадских оленьих мухах. – Если я намажусь китовым жиром, то не смогу поехать к мистеру Малрину на праздник в честь его нового дома. Я надеюсь, что мы достанем медвежий жир в Южной Каролине. А пока что… может, возьмем прованское масло?
Том решительно покачал головой:
– Нет, милорд. Азил говорит, что это масло привлекает пауков. Они приползают ночью и слизывают его с кожи человека, пока он спит.
Лорд Джон и его слуга вздрогнули, вспомнив происшествие с банановым пауком, у которого размах ног величиной с детскую ладонь. Паук неожиданно выскочил из спелого банана, а за ним сотни маленьких паучат. На прошлой неделе Грей устроил прощальную вечеринку в саду по поводу своего отъезда. На ней присутствовал и его преемник на посту губернатора, достопочтенный мистер Хаутон Брейтуэйт.
– Я думал, что его тут же хватит апоплексический удар, – сказал Грей, скривив губы.
– Возможно, он жалеет о том, что приехал сюда.
Грей посмотрел на Тома, Том на Грея, и они прыснули со смеху, вспомнив лицо достопочтенного мистера Брейтуэйта.
– Ладно, ладно, – сказал лорд Джон, взяв себя в руки. – Этого никогда не будет. Неужели ты…
Его прервал грохот колес по гравию. К Кингс-Хаусу приближалась карета.
– О боже, это он? – Грей виновато поглядел на беспорядок в кабинете. В углу зиял своими недрами полуупакованный чемодан, письменный стол был усеян валявшимися в беспорядке документами и остатками ланча. Зрелище, не самое подходящее для человека, который назавтра станет тут хозяином. – Беги и отвлеки его, ладно, Том? Отведи его в гостиную и влей в него ром. Я приду к вам, как только сделаю… что-то… с этим. – Он махнул рукой на хаос в комнате, и Том послушно исчез.
Грей схватил тряпку и прихлопнул зазевавшуюся муху, потом схватил тарелку с кожурой фруктов, хлебными крошками и кляксами крема и выбросил все это из окна в сад. Поставив пустую тарелку под стол, начал торопливо собирать бумаги в пачки, но его лихорадочную активность почти сразу прервало появление Тома.
– Милорд! Это генерал Стэнли! – воскликнул он с восторгом.
– Что? Кто? – тупо переспросил Грей. Его мозг, занятый деталями неминуемого побега с Ямайки, отказывался воспринимать что-то, противоречащее упомянутому побегу, но имя «Стэнли» все же прозвенело словно далекий колокольчик.
– Может, вспомните его, поскольку он супруг вашей матери, милорд? – сказал Том с приличествующим ситуации бесстрастным тоном.
– О… этот генерал Стэнли. Почему ты мне сразу не сказал? – Джон торопливо схватил с крючка свой мундир и влез в него, попутно стряхнув крошки с камзола. – Конечно, зови его сюда!
На самом деле Джону нравился третий муж его матери (она уже была дважды вдовой, когда четыре года назад покорила лихого генерала), хотя в сложившейся ситуации всякое вторжение в жизнь военного лица следовало воспринимать с опаской.
Опаска оказалась, как всегда, оправданной. Генерал Стэнли, появившийся перед ним, был не тот грубоватый, высокомерный, самоуверенный мужчина, какого Грей видел в последний раз рядом с матерью. Этот генерал Стэнли хромал, опираясь на палку, его правая нога была забинтована, а лицо было серым от боли, усилий… и огромного беспокойства.
