Лейтенант Раймс выпятил губы и задумался.
– Что ж, полагаю, что я могу это сделать, милорд. Здесь, на Ямайке, я должен встретиться с эскадрой, но, поскольку она едва ли прибудет в ближайшие две недели, думаю, я могу доставить вас в Гавану, а потом вернусь сюда.
В животе Грея завязался маленький узелок.
– Вы… оставите нас в Гаване?
– Да, милорд, – жизнерадостно ответил лейтенант. – Если вы не управитесь с вашими делами за два дня. Я вынужден. Приказ, сами понимаете. – Он скорчил сочувственную гримасу.
– Видите ли, в общем-то, я не должен плыть в Гавану, – сказал лейтенант, понизив голос и доверительно наклонившись вперед. – Но у меня также нет приказа оставаться на Ямайке, понимаете? Мне предписано встретить тут эскадру, когда я доставлю сообщение адмиралу Холмсу. Поскольку это я уже сделал… ну, флот всегда готов оказать услугу армии… когда это удобно, – честно добавил он. – И я думаю, что мне не помешает взглянуть на Гавану с ее бухтой и рассказать о ней адмиралу Пококу, когда он прибудет туда. Герцог Албемарль командует экспедицией в целом, – добавил он, заметив недоумение Грея. – Но адмиралу Пококу подчиняются все корабли.
– Конечно.
Грей подумал, что у лейтенанта Раймса одинаковые шансы достичь на службе высоких должностей или попасть под трибунал и болтаться с петлей на шее в доке смерти, но он оставил эти мысли при себе.
– Минутку, – сказал Грей, окликая лейтенанта, мгновенно отвлекшегося при виде Азил Санчес, великолепной, словно пальма: в желтой юбке и сапфирно-голубом лифе. – Вы серьезно сказали, что намерены плыть прямо в бухту Гаваны?
– О да, милорд.
Грей бросил взгляд на британские цвета флага, развевавшегося на тропическом ветерке.
– Надеюсь, лейтенант Раймс, что вы простите мое невежество – но разве мы сейчас не в состоянии войны с Испанией?
– Конечно, милорд. Она там, куда вы и направляетесь.
– Она там, куда я направляюсь? – По позвоночнику Грея пополз холодный, неумолимый ужас. – Насколько там все серьезно, могу я спросить?
– Дело в том, милорд, что я должен доставить вас в бухту Гаваны – это единственная реальная якорная стоянка на том побережье. Я имею в виду, что там есть рыбацкие деревни и все такое, но, если бы я высадил вас в одном из тех мест, вам пришлось бы добираться до Гаваны по суше, а у вас нет на это времени.
– Понятно, – проговорил Грей, но его тон говорил об обратном. Лейтенант заметил это и ободряюще улыбнулся.
– В общем, я привезу вас без флага – они не станут обстреливать нас, пока не разберутся, чье судно, – и доставлю вас как некое официальное лицо. Генерал подумал, что вы, может, привезете какое-нибудь сообщение тамошнему английскому консулу. Но, конечно, вам лучше знать, что да как. Может, вы придумаете что-нибудь еще.
– О, конечно. – Ведь это не будет считаться отцеубийством, правда? – подумал он. – Если я придушу отчима, тем более при таких обстоятельствах…
– Все в порядке, милорд, – вмешался Том. – Я везу ваш парадный мундир. На случай, если он вам понадобится.
Командир батареи, охранявшей цепь заграждения, не разрешил судну лейтенанта Раймса войти в гавань, но и не собирался его топить. На одномачтовый тендер направилось множество любопытных взглядов, но Грею и его сопровождающим было позволено сойти на берег. Английский у испанского офицера был под стать испанскому Грея, но после долгих переговоров, наполненных дикой жестикуляцией, Родриго убедил его пропустить их в город.
– Что ты сказал ему? – поинтересовался Грей, когда им наконец позволили пройти через бастион, охранявший западную сторону гавани. Могучая крепость с высокой сторожевой башней виднелась вдалеке на мысе. Грей так и не понял, то ли это крепость Эль Моро, то ли та, другая, названия которой он не помнил.
Родриго пожал плечами и что-то сказал Азил, а она ответила.
– Офицер не понял слово «консул» – и мы тоже, – виновато добавила она. – Вот Родриго и сказал, что вы навещаете вашу мать, которая больна.
Родриго сосредоточенно выслушал ее слова и добавил что-то еще. Азил перевела:
– Он сказал, сэр, что у каждого человека есть мать.
Генерал Стэнли дал такой адрес: «Каса Эчеваррия» на улице Йоэнис. Грей и его спутники приехали к касе на повозке, вероятно, обычно возившей необработанные шкуры. Это оказался большой, с портиком, приятного вида дом желтого цвета с обнесенным стеной садом и мирной суетой, напоминавшей улей. Из дома доносились голоса, иногда смех, но никто из пчел не собирался отвечать на стук в дверь.
Безуспешно прождав минут пять и не увидев никого – не только своей матери, но и вообще кого-либо, – Грей оставил в портике своих спутников и решил обойти вокруг дома. Плеск воды, резкие крики и вонь щелочного мыла указывали, что где-то стирали белье. Впечатление подтвердилось, когда он повернул за угол и попал на задний двор. В лицо ему ударили горячий, сырой воздух и запах грязного белья, древесного дыма и жареных бананов.
Несколько женщин и детей трудились возле огромного котла, установленного на чем-то вроде кирпичного очага. Под котлом горел огонь, в который подкладывали дрова двое-трое маленьких, голых детишек. Две женщины помешивали в котле большими деревянными вилами, одна из них заорала на малышей по-испански, как предположил Грей, чтобы они не вертелись под ногами и держались подальше от кипящей воды и ведра с мылом.
Сам двор напоминал дантовский Пятый круг ада – угрюмое бурчание котла, клубы пара и дыма. Прямо-таки Стигийское болото. Другие женщины развешивали мокрую одежду на веревках между колонн, поддерживавших лоджию. Третьи возились в углу с жаровнями и сковородками, и оттуда доносились аппетитные запахи еды. Все одновременно говорили по-испански, иногда взвизгивая от смеха. Грея совершенно игнорировали все, даже дети. Зная, что его мать интересует скорее еда, чем белье, он обошел двор, направляясь к поварам.
Он сразу увидел ее: она стояла спиной к нему и, размахивая руками, что-то говорила черной словно уголь женщине, которая сидела на корточках, босая, и шлепала куски теста на горячий, смазанный жиром камень. Волосы матери были заплетены в длинную, толстую косу.
– Пахнет вкусно, – сказал Грей, подходя к ней. – Что это?
– Хлеб из кассавы, – ответила она, повернулась к нему и подняла бровь. – А еще platanos – значит, бананы и ropa vieja. Это означает «обноски». И хотя название странное, еда очень вкусная. Ты голодный? Господи, да что я спрашиваю? – добавила она, прежде чем он ответил. – Конечно, голодный.
– Конечно, – подтвердил он и почувствовал голод, последние остатки морской болезни исчезли от запахов чеснока и специй. – Я и не знал, мама, что ты умеешь говорить по-испански.
– Ну, не знаю насчет говорения, – ответила она, убирая с левого глаза прядь седеющих светлых волос, – но жестикулирую я бегло. Что ты тут делаешь, Джон?
