Он обвел взглядом двор: все по-прежнему были заняты работой, но взгляды с интересом направили на него.
– А кто-нибудь из твоих… хм… визави говорит тут по-английски? Не мануально?
– Некоторые из них чуточку говорят, да, а дворецкий Хасинто даже бегло. Но они не поймут, если ты будешь говорить быстро.
– Я постараюсь это сделать, – сказал он, слегка понизив голос. – Короче, твой супруг прислал меня и… но прежде чем я познакомлю тебя с ситуацией… со мной несколько человек, слуги и…
– О, ты привез Тома Бёрда? – Ее лицо расцвело усмешкой – это можно было назвать только так.
– Конечно. Он и еще двое… э-э… Ну, я оставил их в портике. Никак не мог достучаться, чтобы нам открыли дверь.
Мать сказала что-то по-испански, как ему показалось, какое-то ругательство, потому что чернокожая женщина заморгала, а потом усмехнулась.
– У нас есть швейцар, но он часто напивается, – сказала мать, как бы оправдываясь, и подманила к себе одну из старших девочек, развешивавших белье: – Хуанита! Aqui (сюда), пожалуйста.
Хуанита моментально бросила мокрое белье и прибежала, сделала небрежный реверанс и завороженно поглядела на Грея.
– Señora.
– Es mi hijo, – сказала мать, показав на него. – Amigos de el… – Она покрутила указательным пальцем, что означало кругосветное движение, и показала в сторону портика, потом ткнула большим пальцем в жаровню, над которой бурлил глиняный горшок. – Agua. Comida. Por favor?
– Я потрясен, – сказал Джон, когда Хуанита кивнула, что-то сказала быстро и непонятно и исчезла, вероятно, чтобы спасти Тома и Санчесов. – А «comida» случайно не еда?
– Мой дорогой, ты очень проницательный. – Мать жестом обратилась к чернокожей женщине, показала по очереди на Джона и на себя, ткнула пальцем в разные горшки и вертелы и кивнула на дверь на дальней стороне двора, после чего взяла Джона под руку. – Gracias, Maricela.
Она привела его в небольшой, довольно темный салон, где пахло цитронеллой, свечным воском и явственно витал запах содержимого детских горшков.
– Я не думаю, что ты прибыл с дипломатическим визитом, правда? – сказала мать, распахивая окно. – Я услышала бы об этом.
– В данный момент я нахожусь тут инкогнито, – заверил он. – Если повезет, мы уедем отсюда, прежде чем меня кто-нибудь узнает. Насколько быстро ты можешь подготовить к дороге Оливию и детей?
Она замерла, держа руку на подоконнике, и посмотрела на него.
– О, – сказала она. Удивление на ее лице мгновенно сменилось калькуляцией. – Значит, дело дошло уже до этого? Где Джордж?
– Что ты имела в виду, сказав, что дело дошло до этого? – спросил Грей с удивлением и пристально посмотрел на мать. – Ты знала о… – он огляделся по сторонам и понизил голос, хотя вокруг не было никого, а во дворе по-прежнему звучали смех и болтовня, – вторжении?
Мать широко раскрыла глаза.
– Что? – громко переспросила она и торопливо оглянулась через плечо на открытую дверь. – Когда? – спросила она, понизив голос.
– Ну, вот-вот, – ответил Грей. Он встал и спокойно прикрыл дверь. Шум со двора заметно уменьшился.
– Генерал Стэнли появился у меня на Ямайке неделю назад и сообщил, что британский флот намерен захватить Мартинику, а потом – если все пройдет, как планировалось, – и Кубу. Он считает, что лучше вам с Оливией убраться с Кубы до этих событий.
– Я полностью с ним согласна. – Мать закрыла глаза и потерла лицо ладонью, сильно тряхнула головой, словно сбрасывая с себя летучих мышей, и открыла глаза. – Где он? – спросила она, стараясь говорить спокойно.
– На Ямайке. Он, хм-м, сумел взять военный одномачтовый тендер, пока на флоте готовились к атаке на Мартинику, и спешно поплыл впереди всех, надеясь вовремя тебя предупредить.
– Да, да, – нетерпеливо отозвалась она, – он молодец. Но почему он на Ямайке, а не тут?
– Подагра. – И вполне возможно, какие-то другие немощи. Но зачем тревожить мать? Она пристально посмотрела на сына, но больше ничего не спрашивала.
– Бедный Джордж, – сказала она и закусила губу. – Значит, так. Оливия с детьми сейчас за городом у сеньоры Вальдес.
– Далеко? – Грей стал мрачно подсчитывать. Три женщины, двое детей, трое мужчин… четверо, с Малкольмом. А-а, Малкольм… – Малкольм с ними?
– О нет. Я точно не знаю, где он, – неуверенно добавила она. – Малкольм постоянно в разъездах, а теперь, когда Оливия уехала, он часто остается в Гаване – у него кабинет в крепости Ла Пунта на западной стороне гавани. Но иногда он ночует и тут.
– О, неужели? – Грей старался убрать иронию из своего голоса, но мать пристально посмотрела на него. Он отвел взгляд. Если она не знала про наклонности Малкольма, он не собирался просвещать ее. – Я должен поговорить с ним как можно скорее, – сказал он. – Нам надо привезти сюда Оливию с детьми, но незаметно, чтобы не создалось впечатление чего-то срочного. Если ты напишешь записку, я попрошу Родриго и Азил доставить ее. Они помогут Оливии собраться в дорогу и позаботятся о ней и детях.
– Да, конечно.
В тени стоял маленький, грубоватый секретер. Грей и не замечал его, пока мать не достала из него бумагу, перо и чернильницу. Она открыла крышку чернильницы, обнаружила, что все чернила высохли, пробормотала под нос по-гречески что-то, похожее на ругательство, но, может, и нет, быстро прошла на другой конец комнаты, вынула желтые цветы из глиняной вазы и подлила в чернильницу немного воды.
Она насыпала чернильный порошок в воду, отрывисто перемешала все негодным пером. Тут у Грея запоздало возник вопрос:
– Мама, что ты имела в виду, когда сказала: «Дело дошло уже до этого?» Ведь ты не знала про планы захвата Мартиники, правда?
Она пристально посмотрела на него, и перо застыло в ее руке. Потом тяжело вздохнула, словно собираясь с силами, приняла решение и отложила перо и чернила.
– Нет, – сказала она, поворачиваясь к сыну. – Джордж говорил мне, что такой проект обсуждался, но мы с Оливией уехали из Англии в сентябре. О войне с Испанией еще не было объявлено, хотя все видели, что она на носу. Нет, – повторила она, глядя на него. – Я имела в виду восстание рабов.
Джон глядел на мать секунд тридцать, потом медленно сел на деревянную скамью, тянувшуюся вдоль одной стены. Закрыл ненадолго глаза, покачал головой и открыл их.
– В этом доме найдется что-нибудь выпить, мать?
Накормленный, чистый и подкрепивший силы испанским бренди, Грей оставил Тома распаковывать вещи и отправился пешком через город в гавань, где крепость Ла Пунта – меньше размером, чем Эль-Морро (интересно, подумал он, что такое morro?), но все равно внушительная – охраняла западный берег.
На него поглядывали прохожие, но без особого интереса, почти как в Лондоне. Придя в Ла Пунту, он удивился, с какой легкостью его не только пустили в крепость, но еще и проводили в oficina del Señor Stubbs. Конечно, у испанцев были свои собственные представления о военной готовности, но для острова, находившегося в состоянии войны, это показалось Грею полнейшей беспечностью.
