Он схватил Тома за руку и сжал ее.
– Я доверяю тебе, Том.
На горле Тома запрыгал кадык. Его ловкие, сильные пальцы тоже сжали его руку.
– Я знаю, милорд, – ответил он. – Вы можете мне доверять.
Через четыре дня – на поиски того, что было необходимо для осуществления задуманного, ушло больше времени, чем он рассчитывал – лорд Джон Грей стоял голый в роще манго на холме, возвышавшемся над гасиендой семьи Мендес.
Когда они въехали на плантацию, он видел широко распростершийся большой дом, к которому с годами добавлялись все новые комнаты, странные флигели торчали в неожиданных местах, рядом неопрятными созвездиями были рассеяны хозяйственные постройки. «Сложные созвездия, – подумал он, глядя на гасиенду, – это Кассиопея или, может, Водолей. Один из тех случаев, когда ты просто веришь на слово древнему астроному, объяснившему, на что ты смотришь».
Окна в большом доме были освещены, в полумраке взад-вперед бегали слуги, но Грей находился слишком далеко, чтобы что-то слышать. У него возникло жутковатое ощущение, будто он видел что-то призрачное, что могло быть внезапно проглочено ночной тьмой.
На самом деле так и оказалось, в том смысле, что с этого места гасиенда была не видна – и хорошо. Его дорожная одежда лежала на опавших листьях, в которые погрузились и его голые ноги: мелкие насекомые с неслыханной фамильярностью напали на его интимные места. Это заставило его порыться в вещах, достать флакончик кокосово-мятной мази и щедро намазаться ею, прежде чем одеться.
Не в первый раз – и не в последний, он был в этом уверен – он ужасно жалел, что рядом не было Тома Бёрда. Он действительно мог одеваться сам, хотя он и Том по негласному соглашению делали вид, что это не так. Но в тот момент ему больше всего не хватало ощущения торжественности, которое возникало, когда Том одевал его в полную форму. Как будто, надев алый мундир с золотыми позументами, он превращался в другую персону. Уважение Тома придавало ему уверенности в собственной значимости, словно он надевал не только мундир, но еще и новую личность.
Черт побери, сейчас ему, как никогда, было необходимо верить в себя. Тихо выругавшись, он с трудом влез в молескиновые бриджи и стряхнул листья с ног, прежде чем натянуть на них шелковые чулки и башмаки. Это была игра, но он чувствовал: шансы на то, что те люди примут его серьезно, выслушают и – главное – поверят ему, увеличатся, если он появится перед ними не просто как замена Малкольму Стаббсу, а как символ Англии, настоящий представитель короля. Они должны поверить, что он сможет выполнить то, что обещал им, иначе все пропало. Для hacendados – и для него.
– Неужели этот чертов флот подведет? – пробормотал он, завязывая на ощупь галстук.
Наконец одевшись и убрав дорожное платье, он вздохнул с облегчением и минуту неподвижно стоял, собираясь с духом и привыкая к мундиру.
Он и не знал, что деревья манго вырастают такими высокими. Роща была старая, каждое дерево высотой больше ста футов, листья плавно колыхались на вечернем бризе и шумели над головой словно море. Что-то тяжело соскользнуло рядом с ним на опавшую листву, и Грей застыл. Но змея – если это была змея – продолжала свой путь, не испугавшись его присутствия.
Родриго, Азил и Иносенсия находились там, где он оставил их, в сотне ярдов, но ему казалось, что он совершенно один. Его сознание было пустым, и он радовался такой передышке. Среди листьев, словно бледно-зеленые крикетные мячи, валялись незрелые плоды, сбитые штормовым ветром, но на деревьях они уже пожелтели – он видел это в сумерках, когда они вошли в рощу – и даже начали краснеть. Между тем стемнело, и теперь он заметил манго, только когда задел за низкую ветвь и на ней тяжело закачались плоды.
Он шел, не чуя под собой ног и не помня, как сделал первый шаг, просто шел, подгоняемый ощущением, что уже пора.
Он прошел через рощу и увидел, что Родриго и его спутницы уже встали и тихо разговаривали с высокой, худой молодой женщиной. Алехандра, кузина Иносенсии, должна была отвести их в табачный сарай.
Все повернулись к нему. Алехандра широко раскрыла от удивления глаза, и они сверкнули в лунном свете.
– Hijo, – с восхищением проговорила она.
– Благодарю вас, мадам, – сказал он с поклоном. – Ну что? Пойдем?
Он живо представлял себе это по рассказу Малкольма. Большой табачный сарай, темнота, шепот сохнущих листьев над головой, ждущие в темноте мужчины… О чем Малкольм не упомянул, так это о густом запахе, облаком лежавшем на сарае, густом настое, который схватил Грея за горло еще на подходе, в тридцати футах от ворот. Он не был неприятным, отнюдь, но был настолько сильным, что Грей поначалу боялся глубоко дышать – а ведь ему было необходимо все его дыхание.
Кано. Так звали парня, которого он должен убедить. Кано был главарем рабов на плантации Мендес. Был там главарь и с плантации Сааведра, его звали Хамид, но, по словам Алехандры, именно мнение Кано считалось у рабов самым веским.
– Если он скажет «да», они все так и сделают, – заверила она Грея.
В сарае были и другие запахи, не только табачный. Грей почувствовал запах пота в то же мгновение, как только зашел внутрь, – а еще резкую, темную вонь от тел озлобленных парней.
Там горел единственный фонарь, висевший на одной из вертикальных опор, державших крышу. Он освещал небольшой пятачок, но его отсветы расходились намного дальше, падали на сгрудившихся мужчин, выхватывали из темноты отблески света на черной коже, изгиб головы, плечо, белки пристальных глаз. Два человека, стоявшие под фонарем, повернулись к Грею.
Не возникло никакого вопроса, кто из них Кано. Высокий негр в коротких рваных штанах, хотя его компаньон и большинство других мужчин были в штанах, рубашках и повязанных на голове пятнистых банданах.
Не возникло вопроса и почему. Серые борозды покрывали спину и руки Кано, словно шрамы от присосок кальмаров на теле старого кита, – следы плетки и ножей. Кано увидел приближавшегося Грея и улыбнулся.
Улыбка показала отсутствие передних зубов, но клыки остались, острые и в бурых пятнах от табака.
– Mucho gusto, señor,
[72] – сказал он. В его голосе звучала легкая усмешка. Грей поклонился с подчеркнутой вежливостью. За ним вошла Алехандра и представила его на мягком и быстром испанском. Она нервничала, ее руки теребили передник, и Грей видел, как блестел пот у нее под глазами. Кто же ее любовник? Этот парень или Хамид?
– Mucho gusto, – вежливо сказал Грей, когда она закончила говорить, и поклонился ей. – Мадам, будьте так любезны, скажите этим джентльменам, что я привел с собой двух переводчиков, чтобы мы точно поняли друг друга.
После этих слов в сарай вошел Родриго, за ним Азил. У нее был такой вид, словно она вошла в пруд с крокодилами, но Родриго держался спокойно и степенно. Он надел свой лучший черный костюм с чистейшей белой подкладкой, сиявшей словно бакен при буроватом свете сарая.
