– О, – пробормотала она. – Пардон, господин, мне нужно… – И она с кувшином в руке исчезла в толпе посетителей.
– Дурень, – сказал Йен. – Для чего ты ей это сказал? Теперь она подумает, что ты еврей.
Джейми раскрыл рот от удивления.
– Что, я? Почему? – спросил он, взглянув на себя. Он имел в виду свою одежду шотландского горца, но Йен критически посмотрел на него и покачал головой.
– У тебя острый нос и рыжие волосы, – пояснил он. – Половина испанских евреев, которых я видел, выглядела именно так, а некоторые были рослыми. Девчонка могла подумать, что ты убил кого-нибудь и снял с него эту одежду.
Джейми почувствовал себя скорее смущенным, чем оскорбленным. Но все же слова Йена его задели.
– Ну и что, даже если бы я был евреем? – с вызовом спросил он. – Какое это имеет значение? Я ведь не замуж ее звал, верно? Господи, я же просто болтал с ней!
Йен смерил его до обидного снисходительным взглядом. Джейми понимал, что ему не стоит возмущаться. Он и сам часто куражился над Йеном, когда тот не знал каких-то вещей, которые знал он. Да он и не возмущался; одолженная рубашка была ему слишком мала, терла под мышками, а костлявые, ободранные запястья торчали из рукавов. Он выглядел не как еврей, он выглядел как болван и понимал, что так оно и есть. Это его злило.
– Большинство француженок – я имею в виду христианок – не любят гулять с евреями. Но не потому что они Христа распяли, а из-за их… ну… – Он опустил глаза и кивнул на промежность Джейми. – Они считают, что он выглядит странно.
– Не настолько же он отличается.
– Отличается.
– Ну, ладно, когда он… но когда он… я имею в виду, если он в том состоянии, и когда девица увидит его, он не… – Он увидел, как Йен открыл рот, чтобы спросить, откуда он знает, как выглядит обрезанный возбужденный член. – Ладно, оставим, – отрывисто буркнул он и встал из-за столика. – Давай пройдемся по улице.
На рассвете отряд собрался у постоялого двора, где уже ждали д’Эглиз с фургоном, чтобы доставить груз к месту назначения – в склад на берегу Гаронны. Джейми увидел, что капитан был в своей парадной одежде и шляпе с пером. Переоделись еще четверо – самые здоровые парни в отряде, – которые охраняли фургон минувшей ночью. Все они были вооружены до зубов – то ли чтобы произвести впечатление на купца, то ли д’Эглиз хотел иметь их под рукой во время объяснений, почему в грузе не хватает одного ковра, чтобы поумерить претензии купца, принимавшего товар.
Джейми с удовольствием шел по городским улицам, хоть и зорко глядел по сторонам, как было приказано: грабители могли неожиданно напасть из какой-нибудь боковой улочки либо спрыгнуть на фургон с балкона или крыши дома. Последний вариант он считал маловероятным, но все равно усердно поглядывал и наверх. После очередной такой проверки он опустил глаза и обнаружил, что капитан едет на своем рослом сером мерине уже не во главе отряда, а рядом с ним.
– Хуанито говорит, что ты знаешь древнееврейский, – сказал д’Эглиз, глядя на него так, словно у него внезапно выросли рога. – Это правда?
– Угу, – осторожно ответил он. – Точнее, я могу читать Библию на древнееврейском – немножко, – а в Шотландии не так много евреев, поэтому говорить мне там было не с кем. – В Париже, однако, он общался с евреями, но он предпочел не рассказывать про Университет и изучение философии, в том числе и маймонидов. Иначе ему не дожить и до ужина – его вздернут на виселице.
Капитан хмыкнул, но недовольства не высказал. Некоторое время он молчал, но придерживал лошадь, чтобы ехать рядом с Джейми. Из-за этого Джейми нервничал, и через некоторое время он повернул голову к капитану и сказал:
– Йен тоже умеет. Ну, читать по-древнееврейски.
Д’Эглиз удивленно посмотрел на него и обернулся назад. Йен был на голову выше трех парней, с которыми разговаривал на ходу, поэтому был виден сразу.
– Чудесам нет конца… – сказал капитан словно сам себе. Но пришпорил коня и ускакал, оставив Джейми в клубах пыли.
Только к вечеру следующего дня этот разговор дал о себе знать, причем неприятным образом. Они доставили ковры, золото и серебро на склад у реки. Д’Эглиз получил плату, после чего его люди рассеялись по всей allee, славившейся дешевыми тавернами. Во многих из них имелась наверху или в глубине первого этажа комната, где мужчина мог потратить свои деньги иным образом.
Ни Джейми, ни Йен больше не возвращались к теме борделей, но Джейми обнаружил, что часто вспоминает хорошенькую разносчицу. Он подумывал о том, как бы вернуться в ту таверну и сказать ей, что он не еврей. Кстати, теперь он носил свою собственную рубашку.
Правда, он не знал, что она сделает с такой информацией, а таверна находилась на другом краю города.
– Как ты думаешь, скоро нам подвернется новая работа? – спросил он лениво, просто так, чтобы нарушить молчание и отвлечься от собственных мыслей. У костра парни уже говорили на эту тему. Вроде больших войн пока что не намечалось, однако ходили слухи, что прусский король набирает в Силезии солдат.
– Надеюсь, – буркнул Йен. – Не люблю болтаться без дела. – Он забарабанил длинными пальцами по крышке стола. – Мне нужно быть в движении.
– Вот почему ты уехал из Шотландии? – Джейми задал этот вопрос просто так, для поддержания разговора и удивился, когда Йен бросил на него настороженный взгляд.
– Не хотел возиться на ферме, а больше там нечего делать. Здесь я заколачиваю хорошие деньги. И бо́льшую часть посылаю домой.
– Все равно я не думаю, что твой отец доволен.
Йен был единственным сыном, и Старый Джон, вероятно, до сих пор сердился, хотя не сказал об этом ни слова Джейми за то короткое время, когда он был дома – до того как красные мундиры…
– Сестра вышла замуж. Ее муж справится, если… – Йен погрузился в угрюмое молчание.
Не успел Джейми решить, стоит ли продолжать этот разговор, как возле их стола появился капитан.
Д’Эглиз немного постоял, глядя на них. Потом вздохнул и сказал:
– Ладно. Вы оба, идите со мной.
Йен сунул в рот остатки хлеба и сыра и встал, жуя. Джейми хотел сделать то же самое, но капитан хмуро спросил:
– Рубашка у тебя чистая?
У Джейми прилила к щекам кровь. Это было почти то же самое, что напомнить ему о его спине. Большинство его ран давно уже покрылись коркой, но самые глубокие все еще гноились и лопались каждый раз, если он резко наклонялся. Ему приходилось стирать рубашку почти каждый вечер – и она постоянно была влажной, и это не шло ему на пользу. Всему отряду уже было известно об этом, но никто не заговаривал с ним на эту тему.
– Чистая, – кратко ответил он и, выпрямившись во весь рост, посмотрел сверху вниз на д’Эглиза.
– Что ж, хорошо. Пошли.
Новым потенциальным клиентом был врач, доктор Хасди, по слухам, влиятельная персона среди евреев Бордо. Последний клиент представил их друг другу, так что, очевидно, д’Эглиз сумел уладить вопрос с пропавшим ковром.
