Можно только представить себе реакцию Роедера на подобное известие – хотя он аккуратно пробовал развеять опасения и в бюро. Когда Свен Кьяер спросил той весной Роедера насчет Маргариты Карлоу, тот заявил, что «не считает, будто ее недуг каким-либо образом связан с работой на фабрике; на самом деле это, скорее всего, попытка взвалить вину [на фирму]».
Что ж, по крайней мере эта девчонка Карлоу дала ему повод отвадить Джона Роача. Услышав, что в предоставленном фирмой отчете были скрыты важные факты, тот немедленно запросил полный экземпляр исследования. Роедер же ответил, что из-за иска Карлоу «данным вопросом теперь занимаются адвокаты из Нью-Джерси, фирма Lindabury, Depue & Faulks, так что я направляю ваш запрос ее представителю мистеру Стрикеру». То же самое он ответил и на просьбу Дринкеров опубликовать их исследование целиком: «В свете сложившейся ситуации [с иском] я не предпринял никаких действий по публикации вашей работы; пока что мы не будем публиковать каких-либо отчетов без соответствующих рекомендаций нашего адвоката».
Теперь, однако, ситуация стремительно выходила из-под контроля. Дринкер начал терять терпение из-за постоянных отговорок Роедера и написал напрямую Роачу, чтобы узнать, что именно компания сообщила по поводу его исследования. Роач переслал ему письмо от Вьедта, датированное 18 июня 1924 года, – и Дринкер был ошарашен, убедившись, что, как и сказала его жене Гамильтон, компания соврала. «Корпорация United States Radium, – объявил он Роачу, – облапошила нас обоих». Он был настолько потрясен поведением фирмы, что все-таки договорился о личной встрече с Роедером в Нью-Йорке.
Роедер же все пытался разрядить обстановку. Когда Дринкер решительно заявил ему, что «поведение фирмы в этом вопросе было не особо порядочным», Роедер «заверил [его], что их желание было прямо противоположным и что он немедленно проследит за тем, чтобы [Роач] получил полный экземпляр изначального отчета». Хотя слова Роедера немного и успокоили Дринкера, полностью тот его не убедил. Тогда он заключил соглашение с президентом компании. Дринкер пообещал ему, что если Роедер сдержит слово, то «я не стану ничего предпринимать по поводу публикации».
Роедера такой вариант вполне устраивал: в конце концов, теперь ему надо было разобраться лишь с Роачем, и если результаты не опубликуют в открытом доступе, то судящаяся с фирмой Маргарита Карлоу не сможет ознакомиться с отчетом специалистов, напрямую связывающим ее болезнь с работой на компанию. Тем не менее таким образом он получил ультиматум – а влиятельный Артур Роедер был не из тех людей, кто привык пресмыкаться перед теми, кого сам нанял.
На самом деле он как будто совершенно не переживал по поводу угроз Дринкера и просто передал его требования Стрикеру, адвокату компании. Роедер щедро платил Стрикеру, так что смело доверил ему разбираться с последними событиями. Но у Роедера был спрятан туз в рукаве. В конце концов, подумал он, Дринкер – не единственный специалист в городе.
Так на сцене появился доктор Фредерик Флинн.
Доктор Флинн, как и Дринкер, специализировался на гигиене труда в промышленности. Он был доцентом физиологии в Институте здравоохранения при Колумбийском университете, а прежде работал директором в горнодобывающих компаниях. Он был серьезным мужчиной под пятьдесят с редеющими волосами и носил очки в проволочной оправе. Получив запрос на проведение исследования о вреде радиоактивной краски, он тут же встретился с Роедером, согласившимся выделить на это деньги.
С компанией USRC Флинн сотрудничал не впервые: он уже имел дело с фирмой в предыдущем году, выступив на стороне защиты в иске по поводу ущерба из-за дыма на фабрике в Орандже, на который местные жители продолжали жаловаться. Кроме того, компания наверняка знала, что доктор Флинн работал в начале 1925 года с фирмой Ethyl Corporation, когда врачей нанимали с целью доказать безвредность содержащего свинец газа.
На следующее утро Флинн начал свою работу с обхода завода в Орандже – однако этим круг его обязанностей не ограничивался. Через контакты в USRC Флинн получил доступ к красильщицам циферблатов из других фирм, включая часовую компанию Waterbury, и провел их медицинское обследование. Сначала, говорил Флинн, «я провел свои первые обследования бесплатно для компаний». Впоследствии фирмы, где работали девушки, стали ему платить.
Одной из таких радиевых компаний была корпорация Luminite в Ньюарке, где Флинн познакомился с Эдной Больц Хассман, красивой «дрезденской куколкой», работавшей на заводе в Орандже во время войны. Выйдя замуж за Луиса в 1922 году, Эдна подрабатывала на Luminite лишь время от времени, чтобы немного добавить денег в семейный бюджет помимо зарплаты Луиса, который был сантехником. Между тем много им и не было нужно: детьми они еще не обзавелись. Вместо этого они делили свой дом с маленьким белым терьером.
Эдна проработала в Luminite всего один день, когда доктор Флинн попросил разрешения ее осмотреть. Хотя позже Эдна и сказала, что «не знала, от чьего имени проводится обследование», а также что «оно проводилось не по ее просьбе», оно тем не менее состоялось. Флинн внимательно осмотрел ее элегантное тело и взял кровь на анализ.
В то время Эдну немного беспокоили боли в коленях, однако она не обращала на них внимания, так что неизвестно, упомянула ли она про них врачу. Зато она наверняка была в курсе слухов про иск Карлоу, так что, наверное, заключение Флинна по результатам анализов стало для нее большим облегчением. «[Он] сказал мне, – позже признавалась она, – что у меня идеальное состояние здоровья».
Если бы только ее бывшим коллегам повезло так же. Кэтрин Шааб переживала кошмарные времена. Та зима, вспоминала она, «выдалась крайне депрессивной». Ее начал беспокоить живот, настолько, что твердая пища надолго в ее организме не задерживалась, и ей сделали операцию на брюшной полости. Казалось, ее просто гоняют туда-сюда, от стоматолога к хирургу, и никто не мог дать ей какого-либо ответа. «С моего первого приема у врача я только и видела, что врачей, врачей, ВРАЧЕЙ, – в отчаянии писала она. – Больше всего обескураживало то, что, находясь под наблюдением опытного врача, я не видела никаких намеков на улучшение». Ее болезнь сказывалась на всей ее жизни, из-за нее Кэтрин не могла больше работать.
Грейс Фрайер, однако, все еще продолжала работать в банке. Благодаря доктору Маккафри инфекция в ее челюсти, казалось, прошла, однако Грейс прекрасно осознавала, что болезнь может вернуться. К тому же, хотя со ртом у нее и было все в порядке, спина по-прежнему не давала ей покоя. Фиксирующие шины доктора Хамфриса больше не приносили облегчения. «Я побывала у всех мало-мальски известных врачей в Нью-Йорке и Нью-Джерси», – говорила она. Однако никому из них так и не удалось установить причину ее недомоганий; зачастую от лечения становилось хуже. Занятия с мануальным терапевтом в итоге «стали приносить такую боль, что я была вынуждена от них отказаться».
