Теперь это осталось в прошлом. Наконец, думала довольная Альбина, с любовью поглаживая свой раздутый живот, она станет матерью – она будет носить своего малыша на руках, укладывать его в кроватку, защищать его…
Когда начались боли, она отправилась в Сент-Мэри. Альбина держалась за свой живот, стараясь не закричать. Это было странно, однако, хотя она и не знала, что должна ощущать, – каким-то образом она понимала, что что-то не так. Она просто чувствовала это.
Врачи поместили ее в палату, уложили на кровать. Женщина тужилась и тужилась, следуя указаниям врачей. Она чувствовала, как ребенок движется внутри нее, чувствовала, как он выходит. Ее сын. Она чувствовала его, но так и не услышала его плача. Ее малыш родился мертвым.
Глава 21
Альбина Ларис не страдала от тех ноющих болей, что не давали покоя ее сестре Кинте: у нее не было проблем с бедром, не шатались зубы. Однажды у нее возник ревматизм коленного сустава, вскоре после свадьбы с Джеймсом, однако как она говорила: «Я избавилась от этого; больше меня это никогда не беспокоило». Тем не менее через несколько дней после появления ее ребенка на свет мертвым в Сент-Мэри ее организм, словно стремясь соответствовать разбитому сердцу, начал давать сбои: появилась боль в конечностях, а левая нога начала становиться короче. В октябре 1925 года, когда лечение семейного врача не принесло никакого облегчения, Альбина обратилась к доктору Хамфрису из ортопедической больницы. Именно здесь, подслушав разговоры врачей, она узнала, что тоже стала жертвой отравления радием.
Одно потрясение за другим, одна проблема за другой. «Я, – позже говорила Альбина, – так несчастна».
Как врачи уже проделывали с Кинтой, ее тело на четыре месяца заточили в гипс в надежде, что это ей поможет. Альбина, однако, никаких улучшений не чувствовала. «Я знаю, – подавленно пробормотала она, – что становлюсь все слабее и слабее…»
Дальше по коридору в больнице лежала еще одна бывшая красильщица циферблатов. Эдна Больц, которую раньше называли дрезденской куколкой, наблюдалась у врачей с сентября 1925 года из-за ревматизма. Когда они оказались не в состоянии ей помочь, она обратилась к Хамфрису.
Проблемы со здоровьем начались у нее еще в июле. «Все началось, – позже рассказывала она, – с этих болей в бедре. Во время ходьбы я ощущала острую боль и спотыкалась. [Это случалось] каждый раз, когда я начинала идти. Хромая, я хваталась за все подряд у себя дома, чтобы как-то перемещаться; только так я могла ходить».
Хамфрис, заметивший, что левая нога Эдны на пару сантиметров короче правой, сделал рентгеновский снимок. Эдна дошла до больницы при помощи своего мужа Луиса, так что он не думал, что у нее что-то сложное. Когда же он взглянул на снимок, ему пришлось подумать еще раз: ее нога оказалась сломана.
Эдна сломала ногу, споткнувшись, но при этом не упала и даже не думала, что все так серьезно.
Хамфрис вспоминал случай Эдны: «У нее был спонтанный перелом шейки бедра – а такого, как правило, не случается с молодыми людьми. Прежде мне никогда не доводилось видеть, чтобы молодая девушка спонтанно получила [подобный] перелом».
Никогда – до этого момента.
«К этому времени, – продолжал Хамфрис, – мы уже знали, что она работала на радиевом заводе, и начали понимать, что во всех этих случаях есть нечто необычное. [Но] рентген не показал каких-либо белых пятен или чего-то еще помимо перелома».
У нее не нашли отравления радием. Это совпадало с тем, что доктор Флинн сказал Эдне, когда осматривал ее. Хотя она и не могла ходить, совсем недавно доктор Флинн заверил ее, что со здоровьем у нее все в порядке.
Основываясь на рентгеновском снимке, доктор Хамфрис попросту лечил ей перелом ноги. «Они наложили мне гипс, – вспоминала Эдна, – и в этом гипсе я пролежала целый год». Луис отвез ее обратно в их маленький домик к их маленькой белой собаке, и они продолжили жить своей жизнью.
Флинн тоже продолжил свою работу. Он наткнулся на драгоценный клад информации, неосознанно предоставленной ему Кэтрин Уайли. «Я пришла увидеться с доктором Флинном, – вспоминала Уайли, – и он оказался крайне заинтересован. Он сказал, что был бы рад узнать имена и адреса всех известных мне больных девушек».
Уайли не знала, что Флинн работал на USRC, так как он эту информацию не разглашал. Не знала она и о том, что фирма «попросила доктора Флинна осмотреть этих девушек и дать свое экспертное мнение».
Итак, после того как Флинн получил их домашние адреса, 7 декабря 1925 года Кэтрин Шааб пришло письмо.
«Дорогая мисс Шааб, – написал доктор Флинн на официальном бланке Коллегии врачей и хирургов, – не будете ли вы так любезны прийти ко мне в кабинет либо, если вы предпочитаете, ко мне домой в Южном Орандже, чтобы я мог высказать вам свое непредвзятое мнение…»
Кэтрин Шааб, однако, находилась в «ужасно нервном состоянии» и никак не могла встретиться с доктором Флинном. «Я была больна, когда получила письмо, – вспоминала она, – я была прикована к кровати и не могла встать».
Она написала ему в ответ о своем затруднительном положении, и, как вспоминал Флинн: «Я не ответил на [ее] письмо, как я и сказал своему помощнику, если она не хочет приходить ни ко мне в кабинет, ни ко мне домой, то я уж точно не собираюсь ехать к ней; девушки ее класса не ценили, когда им кто-то пытался помочь».
Флинн нисколько не расстроился из-за того, что не мог осмотреть Кэтрин, так как у него было полно других вариантов; позже он хвастался: «Я обследовал почти всех девушек, работающих в этой области». Благодаря его контактам в USRC, Luminite и Waterbury – а это лишь некоторые из нанявших его фирм – он имел беспрецедентный доступ к красильщицам циферблатов. Тем не менее, несмотря на его бахвальство, он, судя по всему, мало кого обследовал из бывших сотрудниц.
Иначе Флинн, возможно, узнал бы, что вторая девушка из Waterbury, Элизабет Данн, недавно заболела. Она ушла с работы в студии ранее в 1925 году (неизвестно, до или после начала исследования Флинна), когда поломала ногу, поскользнувшись на танцполе – это можно было назвать спонтанным переломом. Узнай Флинн о ее случае – либо о смерти ее бывшей коллеги Фрэнсис Сплеттокер, – это стало бы ключевым свидетельством о том, что болезни красильщиц циферблатов выходили за пределы завода в Орандже и были связаны с работой.
Флинн также вовсю критиковал работу доктора Мартланда. В декабре 1925 года Мартланд, еще один врач по фамилии Конлон и стоматолог Кнеф опубликовали совместное медицинское исследование, основанное на их работе с девушками в тот год. Они пришли к заключению, что это была «дотоле неизвестная разновидность производственного отравления».
