Берри вскоре осознал, насколько им помогает столь широкое освещение в прессе – Эдвард Маркли был вне себя от ярости. «Лично мне не нравится ваша позиция, – с раздражением написал адвокат USRC Берри, – особенно та огласка в газетах, которую вы даете этим делам. То, что вы используете газеты в своих интересах, кажется мне по меньшей мере сомнительным с точки зрения этики. Я уверен, что в конечном счете вы получите по заслугам, будь то в этом мире или ином». Ответ Берри был кратким. «Я удивлен, – простодушно написал он, – тем, что это вы решили поднять вопрос этики…»
Что бы там Маркли ни думал про СМИ, фирма, которую он представлял, понимала, что им нужно изложить свою версию событий. Как и следовало ожидать, USRC подключила доктора Флинна, который объявил, что проведенные им тесты показали «отсутствие радия» в организме женщин; по его собственным словам, он был убежден, что все эти проблемы связаны с нервами. Это была распространенная отговорка по поводу производственных болезней у женщин, которые в то время частенько списывали на женский истерический невроз. Газету World, однако, слова Флинна не убедили. Липпман написал, что его заявление имеет «все признаки того, что оно было сделано исключительно в поддержку позиции адвокатов [USRC]». Он продолжил: «Данная газета не имеет привычки пытаться оказывать давление на суды. Тем не менее это недостойно, несправедливо и жестоко».
Маркли не мог остановить нарастающую волну поддержки женщин. Когда его просили как-то прокомментировать происходящее, он только и сказал, что, как ему кажется, девушек «использует молодой адвокат из Ньюарка». Но самим женщинам, определенно, так не казалось. Они возглавляли борьбу за привлечение их бывшего работодателя к ответственности. Наконец мир стал их слушать – и они не собирались замолкать.
«Когда я умру, – сказала Кэтрин Шааб прессе с душераздирающим воодушевлением, – в моем гробу будет только моя болезнь, а не розы, как мне хотелось бы. Если я получу свои 250 000, почему бы мне туда не положить кучу роз?»
«Столь много девушек, которых я знаю, не станут этого признавать, – продолжала она. – Они говорят, что с ними все в порядке. Они боятся потерять своих парней, лишиться веселья. Они знают, что их беспокоит вовсе не ревматизм, – господи, какие же они глупцы, жалкие глупцы! Они боятся травли».
Грейс Фрайер тоже была откровенной. «Не могу сказать, что я счастлива, – призналась она, – однако у меня хотя бы не опустились руки. Я собираюсь выжать по максимуму из той жизни, что мне осталась». Когда же придет время, она, по ее словам, хотела бы пожертвовать свое тело науке, чтобы врачи попробовали найти лекарство; ради других девушек, которых позже постигнет та же участь. «Мое тело не приносит мне ничего, кроме боли, – сказала Грейс, – и оно может продлить жизнь или принести облегчение другим, если ученые смогут извлечь из него пользу. Это все, что я могу дать». Она улыбнулась. «Разве вы не понимаете, почему я его предлагаю?»
Журналисты едва не лишились чувств. «Дело не в том, что она потеряла надежду, – прокомментировал обещание Грейс один из репортеров. – У Грейс есть надежда – не эгоистичная, как у вас или у меня, а надежда помочь сделать человечество лучше».
Благодаря огласке – а также симпатии общественности – преимущество в деле получили женщины; и именно тогда судья Бэйкс придумал гениальную интерпретацию закона для Берри. Он сказал, что, раз кости девушек содержали радий, который по-прежнему причинял им вред, то они продолжали получать травму. «Таким образом, срок исковой давности начинает свой отсчет заново с каждого момента получения такой травмы». Это была блестящая идея.
Разумеется, этот аргумент еще предстояло проверить на прочность в суде – однако, как обнаружил Берри, в свете давления общественности судебная система была готова оказывать ему необходимую поддержку. Невзирая на мнение радиевой компании, слушания по делу были возобновлены. Ближе к концу 1928 года судья Маунтин написал Берри: «Я назначаю слушания по делу на следующий четверг. Таким образом, адвокаты непременно должны быть готовы к этому утру».
Ничто не могло встать на пути у правосудия – в этом были уверены и Берри, и сами девушки. Казалось, благодаря всецелой поддержке общественности девушки вскоре смогут вернуться домой с победой.
Берри сидел у себя в кабинете, готовясь к суду, когда у него зазвонил телефон. Его секретарша Роуз быстро переключила звонок.
На проводе был судья Кларк.
Глава 31
Тридцатисемилетний судья Уильям Кларк был глубокоуважаемым человеком. Он родился с серебряной ложкой во рту – его дедушка был сенатором; его родовое имение называлось Пичкрофт. У него были темно-рыжие волосы, серые глаза и крупный нос. Он руководил Берри, когда тот проходил стажировку, – в свое время Кларк был партнером в юридической фирме Lindabury, Depue & Faulks.
«В офис к судье Джону Кларку, – гласит ежедневник Берри за 23 мая 1928, – чтобы обсудить с ним дела об отравлениях радием». Бывший начальник хотел сделать ему предложение.
«Рассматриваете ли вы возможность, – принялся расспрашивать Кларк, – досудебного урегулирования иска?»
Берри был не единственной стороной, с которой судья вел переговоры. Двадцать девятого мая Кларк встретился с президентом Ли и командой адвокатов USRC – Берри на эту встречу никто не пригласил. Когда один журналист поинтересовался у Берри, тот ответил: «Мне ничего не известно о подобной договоренности. Я даже не рассматриваю досудебное урегулирование иска».
Хотя он и поклялся репортерам, что «больше чем когда бы то ни было полон решимости сражаться [за это дело] до самого конца», в действительности у него появились сомнения. Не то чтобы он сомневался в возможности победы. Вопрос состоял в том, будет ли вынесен вердикт своевременно, чтобы принести какую-то пользу девушкам. Каждый раз, когда Берри их видел, они казались ему все более слабыми. Хамфрис уже сообщил ему, что они «были не способны как физически, так и психологически» присутствовать на предстоящих слушаниях. Даже Грейс Фрайер, которая всегда была активней своих подруг, казалась спокойной и более сдержанной. «Я практически ничего не осмеливаюсь делать своими руками, – призналась она, – из страха поцарапаться. Последняя царапина так и не зажила из-за радия». Девушки стали превращаться в некое подобие фарфоровых кукол, завернутых в вату медицинского ухода. Берри стремился добиться правосудия ради них, однако больше всего ему хотелось, чтобы они провели свои последние дни с комфортом. Возможно, подумал он, ему следует поразмыслить над предложением Кларка, если, конечно, условия окажутся справедливыми.
