«При условии, – мрачно сказал он, обведя глазами собравшихся репортеров, – что она еще будет жива…»
Глава 52
Когда наступила пятница, 11 февраля, Кэтрин Донохью была все еще жива. Погода на улице стояла «неспокойная», но Кэтрин, несмотря на свою слабость, была полностью уверена в том, что ей предстояло сделать.
«Для меня уже поздно, – храбро сказала она, – однако, может быть, это поможет кому-то из остальных. Если я одержу победу, мои дети будут в безопасности, и мои подруги, вместе с которыми я работала, которые точно так же заболели, тоже одержат победу».
Radium Dial согласилась, что дело Кэтрин станет прецедентом. Если суд вынесет вердикт в ее пользу, то и остальные жертвы смогут добиться правосудия. Поэтому ей было еще важнее выдержать финальное испытание; она должна бороться, что бы ни случилось.
Том поддержал ее решение дать показания, хотя жутко переживал. «Для нас уже поздно, – вторил он ей, – однако Кэтрин хочет сделать все, что в ее силах, чтобы помочь остальным. Даже если волнение…»
Его голос оборвался на полуслове. Он слышал, что сказали врачи: если она продолжит выступать свидетелем, то может умереть. Однако Кэтрин была настроена решительно; разве он мог ей перечить? «Нам вместе осталось так мало времени», – тихо сказал он. Они были женаты всего шесть лет.
Томми и Мэри Джейн, которым тогда было четыре и три года соответственно, находились дома. Они играли наверху, а толпу гостей направили в столовую, где Кэтрин лежала на синем диване с подложенными под спину подушками, укрывшись до подбородка белым одеялом. Один за другим гости собирались в комнате, в общей сложности человек тридцать – адвокаты, свидетели, репортеры, подруги.
Кэтрин едва хватило сил открыть глаза, чтобы с ними поздороваться. Она была «печальным зрелищем»; подруги приветствовали ее с беспокойством в глазах. Женщины уселись на расставленных вокруг дивана стульях: ближе всех к Кэтрин сидела приехавшая из Чикаго Шарлотта Перселл; рядом с ней устроилась Перл. В последнее время состояние Шарлотты резко ухудшилось – всего за неделю до этого она лишилась зуба. Она сидела, закутавшись в плотное серое пальто, левый рукав которого безжизненно болтался.
Адвокаты поставили стулья у круглого дубового стола и разложили на нем свои бумаги: Гроссман, Магид и Марвел; секретарь Гроссмана, Карол, делал записи. Помня про то, что наверху дети, Том мялся в дверях столовой, с несчастным видом опершись на косяк.
Таким образом, все было подготовлено, и заседание началось. «Слабая, но преисполненная решимости Кэтрин Донохью была готова продолжать свой рассказ».
Опрашивая свою клиентку, Гроссман стоял на коленях у ее дивана, чтобы лучше ее слышать. Она отвечала ему «с закрытыми глазами». Лишь иногда она их открывала, но, казалось, ничего не видела перед собой.
«Покажите нам, – попросил ее Гроссман, – как вас учили смачивать [кисть], о чем вы говорили в своих вчерашних показаниях». Он поднес к ней детскую кисточку, заимствованную из акварельного набора Томми.
Когда Кэтрин выпростала из-под одеяла костлявую руку, чтобы взять кисть, Артур Магид встал со своего места за столом. «Протестую, – сказал он. – Мы протестуем против использования кисти, так как нет никаких доказательств, что на заводе применялись такие же».
Марвел повернулся к Гроссману. «Вы можете нам такую достать?» – спросил он.
«Да, – с некоторым раздражением ответил Гроссман. – Они используются теперь на заводе компании Luminous Processes, которая забрала себе все оборудование компании Radium Dial и наняла некоторых из работавших там девушек. У них даже в руководстве есть люди из Radium Dial».
«Приняли решение, – писал журналист, ставший свидетелем этого разговора, – что кисть может быть использована для демонстрации». Кэтрин взяла в руку тонкую кисточку, протянутую ей адвокатом. Она замерла на мгновение, почувствовав ее едва ощутимый вес в своей руке, знакомым движением обхватила ее пальцами. «Вот как это делалось, – прохрипела она после паузы. Ее голос звучал устало. – Мы окунали кисть в смесь с радием». Кэтрин макнула кисть в воображаемую емкость, а затем очень медленно согнула свою непослушную руку и поднесла кисть к губам. «Затем мы заостряли ее, – сказал она, – вот так». Она просунула кисть между губами и повернула ее. Смочить губами… Обмакнуть… Покрасить. Закончив, она держала кисть трясущейся рукой: щетинки вытянулись в идеально заостренный конус. Когда она это увидела, «по ее трясущемуся телу пробежала дрожь».
Ее подруги и бывшие коллеги смотрели, как она это делает, с «напряженными от эмоций» лицами. Женщины были взволнованы демонстрацией и с трудом сдерживали слезы.
«Я проделывала это тысячи и тысячи раз, – приглушенно пояснила Кэтрин. – Так нас учили делать».
Том наблюдал за своей женой из дверного проема – наблюдал, как она показывает, как именно ее убивали. Хотя, как он думал, слез у него уже не осталось, совершенно не стыдясь, он тихонько всхлипывал, пока его жена демонстрировала простое движение, превратившее ее в ходячий труп.
Гроссман разрядил мрачную атмосферу, воцарившуюся в комнате, вопросом: «Сообщал ли вам кто-либо из руководства Radium Dial, что правительство США запретило использование кистей из верблюжьего волоса для радиевой краски?»
Кэтрин, казалось, была шокирована услышанным. «Нет», – ответила она. Сидящие позади нее девушки обменялись полными злости взглядами.
«Протестую», – выпалил Магид, чуть ли не перебив Кэтрин.
«Протест принят», – ответил Марвел.
Гроссмана это нисколько не смутило; он припас другой вопрос. «Было ли вывешено какое-то предупреждение, связанное с опасностью покраски циферблатов радием с помощью кистей?» – спросил он.
«Нет, сэр, – уверенно ответила Кэтрин, – не было никакого предупреждения. Мы даже обедали прямо за рабочими столами рядом со светящейся краской. Наш управляющий Рид сказал нам, что мы можем спокойно там есть, главное, не пачкать едой циферблаты. И нам сказали, – она шумно задышала, настолько тяжело ей было разговаривать, – следить за тем, чтобы на циферблатах не оставалось жирных пятен».
Гроссман легко коснулся ее плеча. Она была измучена, он это понимал. Он тщательно прошелся с ней по остальным ключевым событиям, включая неудачу со стеклянными палочками и ее увольнение из-за хромоты, после чего оставил ее отдыхать.
