С Амелией сидела ее сестра Мария. Что бы она делала без Марии! Это была любимая сестра Амелии. Из братьев же она больше всего любила Георга. В последнее время Амелия и Мария еще больше сблизились. Георг обитал в другом мире, в мире любовных утех и веселья, а бедняжка Мария, которая в юности была такой хорошенькой, а сейчас напоминала увядший цветок, делила с сестрой печаль и уныние.
Мария вошла в комнату и увидела, что сестра сидит, положив руки на колени.
— Тебе следовало бы немножко поспать, — произнесла Мария.
— Я все утро спала. Мне не хочется тратить всю жизнь на сон... вернее, остаток жизни.
— Не говори так, прошу тебя.
— О, Мария, давай будем откровенны. Ты же знаешь, мои дни сочтены.
— Ничего я такого не знаю!
— Нет, знаешь, милая сестрица. Но не желаешь с этим смириться.
Мария почти сердито покачала головой, и Амелия ласково проговорила:
— Иди сюда. Присядь, давай немножко поболтаем.
Мария взяла маленькую скамеечку для ног и, приставив ее к креслу Амелии, села на нее.
— Какой сегодня чудесный день! — сказала она. — Надеюсь, в Брайтоне погода тоже хорошая, и Георгу приятно ехать.
— Как прекрасно, что мы увидим его. Хотя... мне хотелось бы, чтобы он был счастливее.
— Но почему бы Георгу не наслаждаться счастьем? У него есть все, о чем можно только пожелать. Он свободен.
— Свободу ценишь лишь тогда, когда ты ее лишен... как крепкое здоровье, богатство и... молодость.
Мария вздохнула.
— Мы все стареем. Даже тебе, Амелия, уже исполнилось двадцать шесть. Двадцать шесть, а ведь ты из нас самая младшая... Что же до Георга, то он сам виноват. Я слышала, он порывает свои отношения с миссис Фитцгерберт. С чего бы ему быть в таком случае счастливым?
— Он полагает, что с леди Хертфорд ему будет лучше.
— Порой наш обворожительный братец бывает довольно глуп.
Однако Амелия не желала критиковать Георга.
— Он живет такой полной жизнью. Вполне естественно, что Георг часто совершает поступки, которые нам не понятны.
Мария смягчилась. Все сестры были от Георга без ума.
Она сказала:
— Он всегда говорил, что, придя к власти, первым делом найдет нам всем мужей. Наверное, ему нас жаль. У Георга доброе сердце, хотя ради нас он, разумеется, не поступится своими удовольствиями.
— Конечно. Это было бы глупо. Разве он помог бы нам, отказавшись от развлечений?
— О, Амелия, порой я впадаю в бессильную ярость и чувствую прилив такой горечи, что готова совершить безрассудство. Например, сбежать... или вытворить еще что-нибудь в этом же духе.
— Я понимаю, — кивнула Амелия. — Но это убьет папу.
— Амелия, а тебе не приходило в голову, что папа убил что-то в нас? Он всю жизнь продержал нас взаперти. Не разрешил выйти замуж. Это все равно что закрыть птичек в клетке и показывать им, как другие пташки порхают вокруг, нежась в лучах солнца... взлетают ввысь, спускаются вниз, кружатся в брачном танце...
— Да, все возвращается к одному и тому же, — вздохнула Амелия. — Нам следовало выйти замуж... всем нам.
— Но папа не желает этого. Мы члены королевской крови. И вокруг нет достойных женихов. Только нашей сестре Шарлотте все-таки подыскали мужа. Помнишь, как мы боялись, что ее свадьба сорвется, потому что у будущего мужа Шарлотты была жена, которая умерла при загадочных обстоятельствах? Поговаривали даже, что, может быть, она и не умерла вовсе...
— Бедная Шарлотта, она так занемогла, когда возникло впечатление, что затея со свадьбой окончится ничем. У меня слезы на глаза наворачивались, стоило мне представить себе ее ужас. Да, я явственно это все ощущала.
Мария с тревогой посмотрела на сестру.
— Тебя этот разговор огорчает?
— Пожалуйста, не будем менять тему. Я хочу поговорить о нас... о нас и о нашей жизни. Однако это отнюдь не умаляет моей любви к дорогому папе.
— Ты всегда была его любимицей.
— Да, я же самая младшая. Папина дочка, — Амелия улыбнулась. — Когда он впадал в меланхолию, меня всегда подсылали к нему, чтобы я его позабавила.
— И ты всегда делала отца счастливым.
— Он так крепко прижимал меня к себе, что мне становилось страшно. Помнишь, как он однажды обнял меня с такой силой, что все испугались... подумали, что у меня хрустнут ребра?
— Прекрасно помню. На папу надели смирительную рубашку, потому что он дико кричал, когда тебя уводили. Он тогда был очень болен.
— Мария, как ты думаешь... он может снова заболеть?
— Я часто об этом раздумываю. Да, очень часто.
— Я тоже. Мы должны всегда иметь это в виду и не расстраивать папу.
— И все же мы еще молоды... или были молоды совсем недавно. Неужели мы не можем иметь собственной жизни?
— София тоже так рассуждала.
— София! — прошептала сестра Амелии. — Она оказалась самой смелой из нас.
— Бедная София! Как ты думаешь, она счастлива? О, Мария, я даже себе не представляю, каково это — быть матерью ребенка, которого ты не можешь признать!
— Но она хотя бы стала матерью. Это лучше, чем... состариться, так и не узнав, что такое жизнь... быть принцессой, посаженной в клетку... сидеть здесь с мамой, читать вслух, ухаживать за собаками, шить, наполнять табаком ее табакерки. Наверное, Софию нечего жалеть.
— Но у нее порой бывает такой трагический вид! Как ты думаешь, когда-нибудь она выйдет замуж за генерала? Представляешь, если бы они поженились... и мальчик жил бы с ними. Как по-твоему, они были бы счастливы?
Мария опасливо поглядела через плечо.
— Нас могут подслушать.
— Они и так все знают, — возразила Амелия. — Такое нельзя сохранить в секрете от слуг.
Обе сестры вспомнили тот день, когда София призналась им, что у нее будет ребенок. Бедняжка София, она чуть с ума не сошла от волнения. Что скажет папа? Что скажет королева? София боялась королеву больше, чем отца, ведь, заболев, отец стал очень кротким и порой вообще не понимал, что творится вокруг.
— Это папа во всем виноват, — сказала Елизавета. — Он держит нас взаперти и считает, что мы должны жить, как монахини. Но мы не монахини и здесь не монастырь.
София была влюблена. И — надо же, ее возлюбленный входил в свиту короля и до сих пор жил во дворце... он был одним из тех, кто сопровождал Амелию в Веймут. От этого он казался членом их семьи. Двадцатитрехлетняя София всегда была довольно безрассудной. Родителям, конечно, следовало найти для нее мужа. Но разве они могли? Старшие сестры — Августа, Елизавета и Мария — тоже были на выданье. София влюбилась в сэра Томаса Гарта и, отчаявшись выйти замуж, решила обойтись без брака.
