Юноша застенчиво улыбнулся. У него было бледное лицо, жидкие черные волосы и длинные, как у девушки, ресницы. Судя по одежде, это был простой портовый трудяга, что явно не сочеталось с его изящной фигурой. Карл осторожно огляделся. В порту было затишье; шагах в двадцати от них несколько батраков грузили ящики в лодку, которая, по всей видимости, направлялась к Альстерхафену. Никто на них не смотрел. Карл колебался, но недолго. Доктор возвращался не раньше шести часов – времени у них достаточно.
– Забирайся, – сказал он юноше и подмигнул. – Я кое-что тебе покажу.
– А… собака? – спросил опасливо юноша и заглянул в повозку. Сатана все еще грызла кость.
– Ничего тебе не сделает эта прожорливая зверюга. Во всяком случае, пока я скармливаю ей свой ужин, тебе нечего опасаться.
Юноша послушно влез в повозку и с любопытством поглядел на высушенные травы, свисающие под потолком, и многочисленные сундуки. Некоторые были открыты, являя взору свое загадочное содержимое. Когда взгляд его упал на разрисованное стеклышко, гость хихикнул, как девица.
– Ого! Это, наверное, Штёртенбекер? Превосходная работа, снимаю шляпу.
– Спасибо, – Карл улыбнулся. – Завтра мы оживим его при помощи латерны магикки.
– Латерны… чего? – Юноша округлил глаза.
– Ну, это такое устройство, при помощи которого можно направлять на стену изображения, – благосклонно объяснил Карл. – Я и рисую эти изображения. Я даже Папу с кайзером нарисовал. Я художник, – добавил он. – Как Леонардо да Винчи или Альбрехт Дюрер. Ты знаешь, кто такой Дюрер?
Юноша помотал головой.
– Я видел его всадников апокалипсиса, – продолжал Карл. – Ну, и попробовал срисовать их. Кажется, у меня неплохо получилось. Некоторые говорят, что вышло даже лучше, чем у Дюрера.
Юноша, разглядывая рисунок, с благоговением провел пальцем по стеклышку.
– Эти рисунки, должно быть, очень дороги…
– Как тебя зовут, любезный? – спросил Карл, чтобы сменить тему.
Юноша поклонился.
– Мое имя Себастьян, господин.
Вагнер рассмеялся.
– Не надо звать меня господином, я ненамного тебя старше. Себастьян… красивое имя, – он подмигнул гостю. – И святой Себастьян был красивым человеком. Красивым, как ты, – добавил он тихо.
Карл уже не сомневался, с какой целью пришел сюда этот юнец. Из чистых побуждений или ради денег – этого он сказать не мог. В сущности, ему было все равно. Когда представлялся случай, он проводил время с красивым юношей. Фауст пока ничего не заметил, хоть порой и смотрел на него с подозрением. Зачастую это были мимолетные встречи: под мостом или в зарослях. Юноши, такие как Себастьян, обитали в каждом городе, оставалось только найти их. Таких, как они, связывал страх разоблачения. К содомитам порядочные горожане питали даже меньше сочувствия, чем к еретикам, евреям или отравителям.
Себастьян между тем принялся рыться в одном из сундуков.
– Этими шарами вы жонглируете, да?
Юноша достал два шара, красный и позолоченный, и стал их подбрасывать. Шары покатились по дощатому настилу, и Себастьян рассмеялся.
– Не надо это трогать, – попытался остановить его Карл.
Он уже пожалел, что пригласил этого милого юношу внутрь. Судя по его манерам, это была далеко не первая повозка, которую он обшаривал, и в этом деле у него явно имелся опыт.
– Я сказал, прекрати! – прикрикнул Карл.
Но Себастьян его как будто и не слышал и продолжал рыться в сундуке. Он выудил черную шляпу, красные платки и выкрашенное в белый цвет деревянное яйцо. Затем перешел к сундуку с книгами и принялся небрежно хватать фолианты.
– Осторожнее, ты порвешь их! – крикнул Карл.
Неожиданно Себастьян издал возглас изумления. Он бросил книги, запустил руку в сундук и достал нож. Находка зачаровала его, да и Карл удивился не меньше. Еще ни разу ему не приходилось видеть этот нож – должно быть, он лежал под книгами, на самом дне сундука. Рукоять была сделана из кости и украшена черным орнаментом. Клинок, по всей видимости, был очень старый и дорогой. Юноша провел пальцем по лезвию и робко улыбнулся.
– Он восхитителен, – произнес Себастьян. – Ты подаришь его мне?
Карл прокашлялся. Происходящее нравилось ему все меньше. Он натужно рассмеялся.
– Надеюсь, ты не всерьез? Этот нож принадлежит доктору, и…
– А теперь он принадлежит мне, – заявил Себастьян.
Он окинул Карла оценивающим взглядом и указал на него острием клинка.
– Или ты хочешь отнять его, м-м-м?
Карл покосился на Сатану: та невозмутимо грызла кость. Проклятая псина! Когда от нее действительно нужна помощь, она лежит себе, аки агнец божий!
Юноша ухмыльнулся, и глаза его хищно сверкнули.
– Значит, договорились. Я беру этот нож, и…
Внезапно кто-то отдернул навес за его спиной. Карл, к своему великому облегчению, узнал Фауста. Доктор вернулся раньше обычного и тяжело дышал. Он замер с раскрытым ртом, словно собирался что-то сказать, и уставился на юношу с ножом. Затем резко спросил:
– Что здесь происходит?
– Э… ничего, – промямлил Карл. – Мы просто немного поболтали.
– Мы?
Фауст вновь взглянул на юношу, замершего посреди повозки. Казалось, он только теперь разглядел, что держал в руке незваный гость. Доктор вдруг побледнел, словно увидел привидение.
– Положи сейчас же, – тихо произнес Фауст. – Считаю до трех; потом Сатана разорвет тебя на куски, и я скормлю их чайкам. Раз, два…
Юноша выронил нож и, проскочив мимо доктора, бросился наружу. Мгновение еще был слышен его топот, затем воцарилась тишина.
– Мне… так жаль… – начал Карл.
Но Фауст оборвал его нетерпеливым жестом.
– Собирай вещи, мы уезжаем.
– Но… как же представление, – пробормотал Карл. – Клаус Штёртебекер…
– Я сказал, мы уезжаем. И если я еще раз застукаю тебя с кем-то, Сатана вам обоим отгрызет причиндалы. Ты меня понял?
Карл потупил взор и кивнул.
– Ку… куда мы едем? – спросил он через некоторое время.
– В Кёльн. Там живет один человек… не знаю, почему я до сих пор с ним не встретился… Ну, живее, запрягай лошадь.
Пока Карл выбирался из повозки, он увидел, как Фауст поднял нож с настила и долго на него смотрел.
А потом швырнул в сундук, словно это был кусок раскаленного железа.
22
– Ну, шевелись, старая кляча!
Иоганн щелкнул кнутом, поторапливая кобылу. Повозка катила по запыленной дороге, что тянулась и тянулась через вересковые пустоши. Сатана, свесив язык, семенила рядом и время от времени останавливалась, чтобы облегчиться или прилечь под кустом. Собака уже не могла преодолевать большие расстояния, и все чаще ей приходилось отдыхать. В тот же вечер они покинули Гамбург и двинулись в направлении Люнебурга. Вересковые волны переливались фиолетовым в свете послеполуденного солнца. Артисты были в пути вот уже три дня и почти не делали привалов. Иоганн при этом лишь изредка прерывал молчание.
