Проклятье!
Внезапно вся эта затея показалась ему совершенно нелепой, порождением воспаленного сознания. С чего он вообще взял, что Грета здесь? Возможно, ряженые давно ее унесли. Может, ее уже и нет в городе.
Может, она уже мертва…
Здоровой рукой Иоганн вцепился в холст, и вновь послышался треск. Он долго гнал от себя эту мысль, пытался оттянуть неизбежное, и вот на него лавиной обрушилась действительность.
И месяца не прошло, как Иоганн познакомился со своей дочерью, – и вот он ее потерял.
Внизу колыхалась толпа зрителей. Люди хлопали и кричали. Кое-кто уже тянул за холстину. Казалось, еще немного, и горожане разнесут чудище на куски. Ад будет побежден, и очередной карнавал останется в прошлом.
Все останется в прошлом…
Иоганн огляделся в поисках Вагнера, но нигде его не увидел. Может, оно и к лучшему. Не хотелось, чтобы юноша видел его в этот тяжелый миг. Фауст готов был броситься вниз в надежде положить конец своей разбитой жизни – как тогда, в Гейдельберге, когда он бросился в Неккар. Хватит ли высоты, чтобы сломать шею? Иоганн посмотрел вниз, и взгляд его упал на ведьму, неподвижно стоявшую у балюстрады. Одетая как старуха, в фартук и платок, она горбилась и потому казалась меньше ростом. В этот миг Иоганн увидел ее глаза под маской.
И вздрогнул, как от пощечины.
Темные, как бездонная пропасть…
Его глаза.
Горб у ведьмы оказался накладным, и только теперь Иоганн заметил, что она не горбилась, а действительно была ростом не выше ребенка. Руки ее покоились на балюстраде, привязанные тонким шнуром, а платье опутывали тонкие, почти невидимые веревки, удерживая тело в вертикальном положении. Ведьма стояла, прямая как доска, и лишь голова слегка покачивалась из стороны в сторону. В глазах ее застыли боль и отчаяние.
– Грета! – закричал Иоганн, но голос его тонул в шуме толпы. – Грета!
Он бросился к дочери, и в этот момент кто-то рванул его назад. Веревка обвила ему шею, чья-то могучая рука вздернула его, как дворнягу, и подняла над балюстрадой. Иоганн повис в воздухе, суча ногами и хватая ртом воздух. Он извернулся и посмотрел на своего противника.
Это был дикарь.
Гигант злорадно ухмылялся под искусственной бородой, черные волосы гнилой соломой падали на изъеденное оспинами лицо. Только теперь Иоганн узнал его.
Это был Пуату, тот самый француз, которого Тонио повстречал в Нёрдлингене.
Иоганн слышал его голос еще в крипте. Как и его хозяин, Пуату почти не изменился, хотя парик и накладная борода не позволяли как следует разглядеть его. Так или иначе, сил у него за семнадцать лет не убавилось.
Гигант между тем свесил свою жертву через балюстраду, и Иоганн увидел внизу несколько ряженых с копьями. Копья были не затупленными, как в начале шествия, – их острия блестели на полуденном солнце и были направлены прямо на Иоганна. Если Пуату сейчас ослабит хватку, его насадят на копья, как зайца. Если же он и дальше будет держать его – он задохнется.
Люди хлопали и смеялись. Должно быть, повешенный монах представлялся им очередным потешным номером. Иоганн хватал ртом воздух и цеплялся здоровой рукой за веревку, но был слишком ослаблен, чтобы сопротивляться. Голоса зрителей стали затихать, его окутывала маслянистая пелена. Мир начал сужаться, Иоганн поплыл по туннелю, и в конце его ждал прекрасный образ, окруженный сиянием…
Маргарита, я иду к тебе… я буду рядом… я…
Что-то взревело; Иоганн не сразу сообразил, что это Пуату. Затем раздался грохот, гигант завалился назад, увлекая за собой Фауста, и петля немного ослабла. Иоганн закашлялся. Краем глаза он видел, как Вагнер сцепился с Пуату. Наверное, юноша прыгнул на него сзади и сумел застать врасплох. Кто-то из ряженых, забравшихся вместе с ландскнехтами в башню, развернул маленькую пушку, чтобы выстрелить в Карла. И посреди этого хаоса неподвижно стояла Грета.
Иоганн вцепился в веревку, но петля железным кольцом обхватила шею. Он едва мог вздохнуть. Вот если бы…
«Нож!» – осенило Фауста.
Тот самый нож, который подарил ему Тонио и который теперь висел у него на шее. Лихорадочно пошарив за пазухой, Иоганн выхватил клинок и перерезал веревку.
Свежий, живительный воздух наполнил легкие.
Иоганн огляделся по сторонам. Вагнер еще боролся с Пуату, но силы его были на исходе. Глаза гиганта горели дьявольским блеском.
– C’est la fin et le début, – прошипел он. – Bienvenue en enfer!
[46]
Толпа бесновалась. Пушка выплюнула в Карла сноп искр. И в это мгновение Иоганн вдруг ощутил безграничный покой. Хоть он и сознавал, что пролетели несколько секунд, время словно остановило свой ход.
Напуганные глаза Греты под маской… нож, рассекающий ее путы… гневный крик Пуату… клинок в руке, холодный как лед… последний оценивающий взгляд… и бросок. Бросок, к которому Иоганн готовился всю свою жизнь.
Нож, как стрела, просвистел в воздухе.
И беззвучно вошел в левый глаз Пуату.
– Око за око и зуб за зуб, – прохрипел Фауст.
С возгласом изумления Пуату рухнул на колени, сраженный ножом своего же хозяина. Правый глаз безжизненно уставился в полуденное небо, в котором кружили три птицы, во́рон и две вороны. Их крик злорадным смехом разнесся в вышине, и они полетели прочь.
Зрители, казалось, еще не осознали, что произошло. Иоганн подхватил Грету под руки и потащил к одной из лестниц. Маска ведьмы соскользнула с нее, и показалось бледное детское личико. Она была в сознании, но еще не вполне соображала.
– Что?.. – бормотала она. – Кто?..
– Не бойся, Грета, мы уведем тебя отсюда, – прошептал Иоганн.
Вагнер между тем столкнул через балюстраду одного из ряженых возле пушки, и от снопа искр загорелась часть башни. Затрещал огонь, повалил дым – еще немного, и башню целиком охватит пламя. Несколько ряженых склонились над убитым Пуату, кто-то громко звал на помощь.
– Скорее, бери Грету на спину и убираемся отсюда, – прошипел Иоганн своему ассистенту.
Карл сначала пришел в недоумение, но потом узнал девочку.
– Ад, – прошептал он. – Все-таки вы оказались правы, доктор.
Вагнер взвалил Грету на плечо, и она из последних сил уцепилась за него. Со своей ношей он торопливо слез по лестнице, и Иоганн последовал за ним. Ландскнехты и ряженые были слишком заняты пожаром, чтобы обращать на них внимание.
В разразившемся хаосе они прокладывали себе дорогу сквозь толпу. Прочь от слона, горящего, точно гигантский факел.
* * *
Чем дальше они уходили, тем становилось тише. Казалось, весь город собрался на рыночной площади – в проулках им не встретилось ни души. Вагнер по-прежнему нес Грету на плечах. Девочка изредка вздыхала и тихо вскрикивала; едва ли она воспринимала происходящее вокруг. Иоганн подозревал, что Тонио и ее напоил зельем. Но в отличие от него, Грета не принимала золы. Во власти каких кошмаров она сейчас находилась?..
