Тонио был к нему гораздо добрее, чем прежде, в башне. Лишь изредка они упражнялись в фокусах, и наставник уже не брался за составление гороскопов в трактирах. Можно было подумать, что он хочет как можно скорее добраться до Кракова. Ночами, когда небо было ясное, Тонио часто наблюдал за звездами. Казалось, его что-то будоражило.
– Все свершается быстрее, чем ожидалось, – повторял он, скорее самому себе. – Намного быстрее. Так рано в этом году, кто бы мог подумать… День близится…
Когда Иоганн заговаривал об этом, наставник лишь качал головой и велел ему набраться терпения.
– Ты не можешь и дальше ходить в таком виде, – заявил однажды Тонио и оглядел юношу с головы до ног. – Ты выглядишь скорее как пугало, а не как подающий надежды ученик бродячего астролога.
Иоганн взглянул на себя. Действительно, одежда на нем была грязная и рваная, да к тому же слишком маленькая. Он заметно вытянулся с тех пор, как покинул Книтлинген полгода назад.
– Надо раздобыть тебе новую одежду, – продолжал Тонио. – Только не такую кричащую, как у артистов, и без дурацких мипарти
[13], как у безмозглых щеголей. Тебе это не подходит, ты теперь адепт тайных искусств. Нужно что-нибудь сдержанное и простое.
В ближайшем городе они разыскали портного, и тот пошил Иоганну длинный черный сюртук, теплый плащ и глянцевые кожаные сапоги. Вместо шляпы юноша носил теперь капюшон, который можно было надвинуть на лицо в плохую погоду. Штаны были из лучшей шерсти и прекрасно защищали от холода. Наставник, глядя на него, усмехнулся.
– Ну вот, теперь ты похож на почтенного ученого. Люди будут кланяться тебе и просить, чтобы ты составлял для них документы.
Земли, по которым они проезжали, мало чем отличались от Крайхгау. Как выяснил Иоганн, края эти назывались Швабией. Маленькие деревушки бурыми пятнами лежали среди лесов и многочисленных полей, на которых таял снег. Предстояли посевные работы, и с полей на путников смотрели исхудалые, отмеченные голодом и лишениями лица. По всей видимости, и на долю швабских крестьян за последние годы выпало немало испытаний.
Один раз навстречу им попались монахи-доминиканцы в черных одеяниях; они распевали гимны и призывали людей к покаянию. Их сопровождали тяжеловооруженные ландскнехты. За ними катила повозка, и на ней стоял сундук, обитый железом и запертый на несколько замков. На передней стенке был нарисован черт, терзавший вилами грешников.
– Проклятые праведники! – выругался Тонио и сплюнул. – Мало им десятины, что они выбивают из крестьян? Теперь они продают им места на небесах, а заодно местечко и для покойных прадедов!
Иоганн слышал о священниках, продававших мирянам индульгенции ради быстрого отпущения грехов. Прежде отпущение обещали за молитвы или паломничество, но теперь его можно было получить и за деньги. А если бросить в сундук достаточно монет, можно было сократить срок в чистилище и для покойных родственников.
– Люди ничуть не умнее овец, – продолжал Тонио, пока процессия тянулась мимо с песнопениями. – А почему? Потому что Церковь и власть лишают их знаний! Но скоро это изменится. О да, очень скоро! Homo Deus est!
Последнюю фразу Иоганн уже слышал от наставника. Теперь он умел не только читать на латыни, но и немного говорил. Однако значения этих трех слов юноша решительно не понимал. Они просто лишены были смысла.
Человек есть Бог…
Теперь они все чаще оказывались на перепутьях, города и деревни становились крупнее, дороги расходились во все стороны, и всюду царило оживление. Мимо проносились рыцари на боевых конях; медленно ползли повозки, груженные тюками, в сопровождении разодетых купцов. От других путников они узнали, что король Максимилиан созывал рейхстаг в Вормсе. Французы напали на Италию, а проклятые османы угрожали границам империи. Торговцы чуяли сделки в далеких землях, о которых до сих пор слышали только из рассказов. Вся Германия была взбудоражена, словно пробудилась ото сна с приходом весны.
Еще через пять дней перед ними выросли стены большого города. За ними высились несколько башен, а в самом центре вздымался к небу собор. Темно-зеленая лента реки переливалась под весенним солнцем. Паломники и торговцы, которым в последнее время не было числа, с шумом стекались к воротам. Иоганн еще ни разу в жизни не видел такого огромного города.
– Аугсбург, – с хмурым видом объявил Тонио.
Иоганн слышал про Аугсбург. Путники, что останавливались в Книтлингене, часто рассказывали об этом городе, самом крупном в Германии. Говорили, что там правили патриции – могущественные купцы и семьи советников, настолько богатые, что ссужали деньги епископам, герцогам и даже самому кайзеру и имели представительства по всему миру. Именно в них юноша видел правителей нового времени – вместо рыцарей, графов и баронов, как во времена матери.
Последние несколько ночей они провели в повозке у дороги, и Иоганн был бы рад снова переночевать на постоялом дворе, да еще в таком интересном месте. Но, к его разочарованию, наставник объехал город, и его стены, многочисленные башни и собор вскоре пропали из виду.
– В Аугсбурге таким, как мы, лучше не появляться, – проворчал Тонио. – Здешний епископ с колдунами не церемонится. Совсем недавно они заживо сварили алхимика, который утверждал, что может превращать железо в золото.
– И как? Умел? – полюбопытствовал Иоганн.
– Эта тайна известна очень немногим. И этот шарлатан явно не входил в их число. Скорее всего, он не мог даже медь от бронзы отличить, – наставник хмыкнул. – А знаешь, как пахнет вареное человеческое мясо? Как свинина! Ведь, в сущности, мы на этой земле копошимся в общей луже.
Иоганн промолчал. В очередной раз он осознал, что их ремесло могло быть смертельно опасным. Простое предсказание погоды в одном городе могло поощряться Церковью, а в другом за это можно было угодить на костер. Белой магией, к которой относились в том числе астрология, хиромантия и отчасти даже алхимия, можно было заниматься безнаказанно, а вот черная магия, например некромантия и колдовство, находилась под запретом.
В скором времени ему предстояло на собственной шкуре познать разницу между этими двумя мирами.
* * *
Теперь они двигались на север, к Франконии. Снег давно растаял, на кустах боярышника и фруктовых деревьях набухали почки, на молодых ветвях щебетали птицы. Наставник насвистывал какую-то мелодию, и настроение его поднималось с каждой пройденной милей. Он уже не смотрел по ночам на небо, словно принял какое-то решение.
– Надеюсь, совсем скоро мы встретим наших друзей, – говорил Тонио. – В Нёрдлингене мы увидим человека, который поможет нам в пути. Я уже давно его знаю. Если мое послание, которое я передал в горах, достигло адресата, мы встретимся с ним там.
Иоганн уже устал расспрашивать Тонио о его загадочных друзьях. Наставник отмалчивался, но юноша надеялся, что в Нёрдлингене он все узнает. Как и о том, почему его с таким нетерпением ожидали в Кракове. Иоганн мог объяснить это лишь тем, что в башне выказал способности к обучению. Он быстро схватывал, его интересовало все, чему учил его наставник во время путешествия: будь то сила пара, о которой писал еще Герон Александрийский, – Иоганн наблюдал ее действие по вечерам, когда закипала вода в котле, – или секрет так называемых механических часов, установленных на колокольнях или над ратушами. Кроме того, Тонио давал ему знания о травах, что росли по обочинам дорог. Занятия их строились таким образом, что наставник показывал по сторонам и объяснял Иоганну то, что видел.
