– Говорю тебе, это безумие – ехать по Верхнему тракту, – говорил Арчибальд, к полудню еще более-менее трезвый. – Это и дольше, и опаснее! Я знаю, о чем говорю. Я как-то раз пересекал ущелье Финстермюнц. Там до сих пор стоит зима! То и дело сходят лавины, и в любую минуту может налететь буря. А вот в долине Айзакталь под Больцано…
– Не менее опасно, а то и более, – возразил Петер. – Сборщики на заставах могут говорить что угодно, меня им не провести. – Он сощурился и скрестил руки на груди. – Ты уж мне поверь, я говорил кое с кем из торговцев, еще в Ландсберге, пока ты лежал пьяный под столом. Нижний тракт затопило талыми водами, все раскисло, и проехать пока невозможно. А на объездных дорогах местные взимают грабительские пошлины! Мы не можем себе этого позволить. По Верхнему тракту ехать, может, и дольше, зато безопаснее и, главное, дешевле. Я и сам уже дважды проезжал там.
– Но ущелье Финстермюнц… – снова начал Арчибальд.
– Все, решено! – оборвал его Петер. – Я здесь главный и не потерплю возражений. Особенно от старого пропойцы, который в последний раз проезжал здесь в ветхозаветные времена!
Арчибальд что-то проворчал себе под нос и забрался обратно в повозку.
Иоганн дал лошади напиться. Глядя на Альпы, теперь он чувствовал исходившую от них угрозу. Как оказалось, через эту высокую, с виду непреодолимую стену было несколько путей. И на каждой из дорог подстерегали опасности. Солнце огненным шаром опускалось за горизонт, и горы отсвечивали красным, словно объятые пламенем.
Вечером, когда они вновь улеглись возле повозки, Иоганн слышал, как Саломе тихонько вскрикнула. Эмилио захихикал, а потом издал громкий стон. Иоганн думал о том, что прошлой ночью Саломе кричала точно так же, но с ним. Эта мысль приводила его в отчаяние. Он натянул капюшон и зажал уши, но и это не спасало от их чувственных стонов.
К вечеру следующего дня они добрались до Фюссена. Город раскинулся у подножия замка, совсем недавно возведенного рядом с монастырем, в том месте, где Лех с ревом скатывался по скалистому склону. Перед путниками стеной вырастали Альпы. Отсюда еще возможно было отправлять плоты вниз по течению. Дальше начиналась гористая местность. Иоганн уже не раз слышал о Фюссене. Сам король нередко останавливался здесь по пути из Инсбрука в Аугсбург. Городская стена опоясывала дома с островерхими крышами; это были по большей части трактиры для торговцев и паломников, которые направлялись в Италию.
Петер задумчиво глядел на рваные облака, которые, словно пролитое молоко, затягивали вечернее небо.
– Погода меняется, – проговорил скрипач. – Проклятье! Дай бог, продержится еще немного…
После долгих поисков они нашли приемлемый по цене трактир, совсем недалеко от городской стены. За ужином, который состоял из вина и грудинки с яйцами, Петер до поздней ночи расхваливал местных мастеров, изготавливающих лютни. Потом похвастал новыми песнями, которые собирался исполнить в Венеции. Насчет Верхнего тракта, по которому они должны были преодолеть Альпы, он не сказал ни слова. Как не вспоминал и о погоде. Арчибальд сидел, насупившись, в самом углу и осушал одну кружку за другой, пока не задремал прямо за столом.
– Пьянство сведет его в могилу, – пробормотал Эмилио.
– Надеюсь, прежде мы доберемся до Венеции, – резко отозвался Петер. – Без него нам квартиры на зимовку не добыть. Давайте спать, завтра тяжелый день. И помолитесь святому Петру, чтобы разогнал облака.
Тем вечером Петер не стал играть на скрипке. Остальные тоже разошлись по кроватям. Посреди ночи Иоганн прокрался к комнате, где спали Эмилио и Саломе. Он постоял какое-то время под дверью, прислушиваясь к размеренному дыханию спящих. В конце концов понял, что валяет дурака, и вернулся в постель.
Но и этой ночью юноша не смог заснуть.
* * *
Следующим утром небо было затянуто тучами и моросил холодный дождь. Иоганну вспомнилось, какими погожими были последние дни. Но зима, казалось, хотела в последний раз показать свою силу. Петер смотрел на горы, подернутые зеленоватой дымкой. Облака, точно ядовитые грибы, липли к вершинам. Скрипач посоветовался с другими путниками, и они решили подождать, пока погода не наладится. Им пришлось провести на постоялом дворе еще три дня. Настроение у всех испортилось, на хорошее вино денег не было, но погода не менялась. Тучи словно притаились над хребтами и только и ждали, когда путники тронутся с места. В конце концов утром четвертого дня Петер разбудил остальных громким стуком и велел собираться.
– Никто и не говорил, что дорога будет легкой, – прорычал он. – Всё, выдвигаемся, пока мы тут не померзли.
Арчибальд хотел было возразить, но промолчал под суровым взглядом Петера.
Они примкнули к группе аугсбургских торговцев, которым тоже надоело ждать. К ним присоединились также несколько паломников. В своих бурых плащах и широкополых шляпах, с посохами, они уже стали привычным зрелищем на дорогах. После Аугсбурга число их неуклонно росло. Путь странников лежал в Рим или в Венецию, а оттуда – на Святую землю. Они распевали псалмы, и их не пугали ни ветер, ни дождь. Паломники уповали на Бога, всегда улыбались и помогали друг другу во всем. Иоганн смотрел на них с завистью и пытался представить себя на их месте. Но, прислушиваясь к собственным чувствам, он не ощущал в себе стремления к Богу. Казалось, зелье, которым напоил его Тонио, осквернило его и запечатало душу.
Торговцы обеспечивали артистам защиту, а те, в свою очередь, готовы были развлекать своих спутников холодными вечерами. Петера такая сделка вполне устраивала. С прошлого года французы под предводительством Карла VIII воевали против итальянских городов. Флоренция, Рим и Неаполь уже пали, и неизвестно было, как глубоко забирались их отряды. Ходили слухи о жутких побоищах, в том числе на тирольских границах и в Финшгау.
– На рейхстаге в Вормсе представители всех сословий хотят добиться от кайзера вечного мира, чтобы рыцарям запретили грабить и убивать по собственному разумению, – говорил Арчибальд, сидя на козлах рядом с Петером. – А еще основать верховный суд и совет, который контролировал бы короля, – он рассмеялся. – При этом наши властители не могут даже вытурить французов из Италии. Это же просто смешно!
– Да только положение в землях такое, что не до смеха, – проворчал Петер. – А теперь закрой рот, меня мутит от твоего блеяния.
Медленно, как неповоротливая многоножка, караван из тридцати человек и дюжины повозок тянулся к горным хребтам, образующим природные ворота перед Фюссеном. Сразу за городом в узкой теснине шумел Лех. Иоганн невольно содрогнулся. Они словно пресекали невидимую границу. Позади остались живописные поля, пологие холмы и сонные деревушки Алльгоя; впереди же лежала неприютная гористая местность с бурными речками, лавинами и оползнями. А где-то на юге, за этой стеной, раскинулась овеянная легендами Венеция.
Следующие два дня Лех был их неизменным спутником. Река понемногу сужалась, но тем яростнее бушевал поток. Горы теперь высились со всех сторон и с каждой пройденной милей становились выше. Посреди гор лежали широкие долины, дорога постепенно забирала вверх, и пока лошади и волы не доставляли хлопот.
