– Стовенбраннт? – Тучный ландскнехт почесал затылок. – Никогда не слыхал о таком.
– Только не говори этого при управляющем, – одернул его Арчибальд. – В свое время Стовенбраннты продавали здесь сукна больше, чем новоявленные Вельзеры и Фуггеры вместе взятые… Ну, ступай же, нас ожидают.
Стражник колебался. Очевидно, он соображал, с кем имеет дело: с обыкновенным пьяным оборванцем или же с влиятельным торговцем, который запросто мог устроить ему неприятности. В конце концов ландскнехт покорно кивнул.
– Ждите здесь, – проворчал он и направился к аркадам, а его напарник продолжал разглядывать пеструю компанию.
Наконец к ним приблизился тучный мужчина лет пятидесяти, в берете и мантии. В руке он держал отличительный жезл, как полагалось представителю немецких купцов в Венеции. При виде артистов, стоящих в воротах, по лицу его пролегла тень.
– И ради этих оборвышей ты отрываешь меня от переговоров? – вскинулся он на стражника. – Гони их прочь, и чтобы…
– Дорогой Ривершмитт, – перебил его Арчибальд и шагнул к нему с распростертыми объятиями. – Ты что же, не узнаешь старину Арчибальда?
Толстяк нахмурился.
– Не понимаю, о ком…
– Арчибальд Стовенбраннт. Ну, припоминаешь? – Старик вынул мятый документ и протянул управляющему. – Может, это письмо освежит твою память…
Ривершмитт пробежал глазами несколько строк. Наконец губы его скривились в натужной улыбке.
– Дядя Ганса Стовенбраннта, подумать только… Я действительно припоминаю, хотя с тех пор уж много лет прошло. Я тогда был еще юнцом, и ты навещал своего племянника в Гамбурге. Говорят, ты… – он помялся, – долго учился.
Арчибальд пожал плечами.
– Ни к чему ворошить прошлое. Я не пошел по стопам семьи и избрал иное поприще. Ты держишь в руках рекомендательное письмо Стовенбраннтов, и я прошу приюта для себя и этой замечательной труппы, – он показал на своих спутников. – Вам ведь нужны артисты в зимние месяцы, не так ли? Дни теперь серые и однообразные. А чтобы добиться выгодной сделки, следует сначала отвлечь собеседника от дурных мыслей.
– Хм, и в самом деле несколько артистов не помешали бы. Только… – Он окинул взглядом Иоганна и остальных; похоже, увиденное не произвело на него большого впечатления. – Двое юнцов, вероятно, жонглеры, громадный мавр… а там у нас кто стоит?
Все это время Саломе прикрывалась платком. Когда же она показала лицо, управляющий тихо присвистнул.
– Боже правый, а эта красота продается? Я знаю одного богатого патриция, и он…
Мустафа сделал шаг вперед и уставился на Ривершмитта так, словно тот очернил разом и Бога, и всех святых. Управляющий понял, что совершил ошибку.
– Ну, я только подумал, и вот… – начал он оправдываться.
– Прекрасно; значит, договорились, – вмешался Иоганн и встал рядом с Арчибальдом. – Где мы разместимся?
– Ну, здесь вы остаться, конечно, не сможете, – ответил Ривершмитт, не в силах отвести взгляд от Саломе. – Но на постоялом дворе «Под флейтой» часто гостят немцы. Это недалеко отсюда. Просто скажите, что вас прислал Ривершмитт.
– «Под флейтой»? – Саломе улыбнулась и заглянула управляющему в глаза. – Я люблю поиграть на флейте, синьор. И в самом деле подходящее место для артистов. И платы с нас, конечно, не возьмут?
– Это… мы еще обсудим, – уклончиво ответил Ривершмитт. – Лучше вам сначала занять свои комнаты. А потом уж покажете, как вы намерены развлекать наших гостей.
– С удовольствием, – сказал Иоганн и вздернул подбородок. – Мы вас не разочаруем, господин Ривершмитт. В непревзойденной труппе Иоганна Фаустуса лучшие артисты, какие есть в Германии.
Непревзойденна труппа Иоганна Фаустуса…
Иоганн про себя повторил эту фразу, которая только сейчас пришла ему в голову. Очевидно, он угодил в самую цель.
– Фаустус, удачливый?.. Что ж, толика удачи нам в конторе не помешает. Жду вас через час на первое представление.
* * *
Уже вечером они дали свое первое представление во внутреннем дворе Фондако-деи-Тедески. Ривершмитт был крайне доволен – причем не мог отделаться от впечатления, что именно Саломе заворожила немецкого управляющего. Она исполняла свой загадочный танец под скрипучую мелодию шарманки. Мустафа разорвал тяжелую цепь и демонстрировал всем крепкие мускулы, в то время как Иоганн выдал несколько лучших своих фокусов. Зрители то раскрывали рты в изумлении, то смеялись от души. Арчибальд, по всей видимости, решил, что, предъявив письмо Ривершмитту, свою часть работы выполнил, и уединился с бутылью вина под аркадой – где его позднее и обнаружили, мертвецки пьяного, среди тюков. Иоганн не сильно расстроился оттого, что старик не принял участия в этом важном представлении.
Юноша условился с Ривершмиттом, что они в течение зимы будут давать по небольшому представлению утром и вечером и развлекать торговцев из Германии. Им предоставили комнаты на постоялом дворе «Под флейтой», и сверх того Иоганн добился, чтобы раз в неделю им выплачивали небольшое вознаграждение. Денег было не так много, но и этого хватило, чтобы зимой ни в чем не нуждаться, в то время как по ту сторону Альп уже выпал первый снег.
Но и в Венеции в ноябре заметно похолодало. По улицам и каналам стелился густой, вязкий туман, одежда отсыревала, и даже у камина невозможно было просушить ее. Иоганн, поеживаясь, бродил по тесным проулкам и провожал глазами гондолы, выкрашенные в черный цвет. На мгновение они появлялись из тумана и снова исчезали. На площади Святого Марка стояла гигантская церковь, какой Иоганну еще не доводилось видеть. Увенчанная пятью куполами, она таила что-то сказочное в своем облике – как в рассказах матери. Перед церковью высилась громадная башня, и возле нее находился Дворец дожей, Палаццо Дукале, где вершились судьбы города. Арчибальд рассказывал, что в Венеции правили могущественные патриции во главе с дожем. Патриции жили как мелкие короли. Если они шествовали по улицам, то обязательно имели при себе пажа, а зачастую и мавра, служившего им в качестве раба. Вельможи держали этих несчастных при себе в качестве диковинных зверьков.
В Венеции, как и в Аугсбурге, богатство существовало бок о бок с нищетой. Но здесь это бросалось в глаза еще сильнее. Женщины наряжались в дорогие шелка, осветляли волосы лимонным соком и прохаживались на высоких каблуках мимо голодных детей с осунувшимися лицами. Приговоренных подвергали публичным пыткам под аркадами Палаццо Дукале. На некоторых улицах изготавливали зеркала стоимостью в целое состояние, а за углом люди, точно жалкий мусор, лежали водосточных канавах и умирали от голода.
Такие прогулки помогали Иоганну освежить голову и поразмыслить. Друзья с первых же дней признали за ним право руководить труппой. Новое прозвание тоже прижилось довольно быстро, и никто не спрашивал об истинном значении слова Фаустус. В Венеции они были скорее придворными шутами, чем артистами, – показывали фокусы или жонглировали где придется. В хорошие дни им даже удавалось продать пару пузырьков териака – дешевой настойки с добавлением трав. Магистр Арчибальд приписывал напитку чудодейственные свойства и сам с удовольствием к нему прикладывался. Святые реликвии они решили оставить в сундуках, чтобы не досаждать венецианским властям: здесь было достаточно своих святынь, разбросанных по многочисленным церквам.
