Как в настоящем приключенческом романе, помогло везение. Незадолго до восхождения прошел дождь, смывший с холма верхний слой почвы. Среди обнажившихся осколков керамики и прочих непонятных старателям вещиц блеснуло и золото, но не в самородках. Это были золотые украшения. Еще больше удалось найти в тот же день, хорошенько поработав лопатами, – например, в обнаруженных на холме могилах.
Судьба Мапунгубве повисла на волоске. Белые охотники за сокровищами могли разграбить холм и не сообщать властям о своей находке – как-никак законного хозяина у этой собственности не было. Поступи они так, и одна из важнейших археологических находок столетия могла бы остаться никому не известной. По счастью, младший ван Граан все-таки оказался человеком совестливым. То ли взыграла протестантская честность, то ли дало знать о себе университетское образование, но он настоял на том, что о находке нужно рассказать ученым. Отец поддержал сына, и, вернувшись назад в Преторию, студент описал все увиденное своему профессору истории Лео Фоше, а тот уже в следующем году сумел отправить на священный холм первую археологическую экспедицию
[76].
Так начались исследования Мапунгубве, продолжающиеся до сих пор. Вести их было непросто: важной частью политической мифологии африканеров (потомков голландских колонистов), а потом и ЮАР была идея, что до прихода белых местные жители существовали на уровне каменного века и только добрые колонизаторы принесли им свет цивилизации. Холм шакалов в эту схему решительно не вписывался; следом за прекрасным золотым литьем, восходящим к Средним векам, там нашли и здания. На Мапунгубве был город, а точнее, часть холма, в сущности, и была средневековым городом, занесенным землей.
Строго говоря, Мапунгубве был не первым доказательством того, что задолго до колонизации африканцы строили города и вели торговлю. Куда раньше обнаружили руины расположенного примерно в 300 километрах от него города Большой Зимбабве, о которых еще в XVI веке писали португальцы. Его укрепления – каменные стены длиной 200 метров и толщиной десять – сохранились до наших дней. Знали о нем и в XIX веке – первая большая исследовательская экспедиция в эти края отчасти вдохновила Хаггарда на написание знаменитого романа «Копи царя Соломона». Но до 1920-х годов исследователи не признавали, что это постройка аборигенов. Ее приписывали и финикийцам, и арабам, и египтянам, и даже библейской царице Савской
[77]. Однако к 1920-м ученые отправили все эти домыслы на полку: археологические находки неопровержимо доказывали, что Большой Зимбабве построили сами африканцы.
К этим доказательствам прибавились и находки в Мапунгубве. В могилах местной знати обнаружили останки, принадлежавшие вовсе не финикийцам, а в наши дни африканское происхождение строителей города на холме подтверждено и генетиками. Между тем археологи доказали, что древний город на месте холма Мапунгубве, существовавший с IX до XIV века и в XI–XII веках переживший расцвет, был изрядно населен. Пять тысяч местных жителей (в Большом Зимбабве их было 10 тысяч; для сравнения: в Париже в X веке проживало около 20 тысяч) через арабских посредников вели торговлю с государствами Индийского океана. В Мапунгубве нашли даже китайский фарфор. Конечно, вряд ли сюда добирались сами китайцы, но их товары до Африки доходили, а в обратную сторону шли золото и слоновая кость
[78].
Другие койсаны
У Мапунгубве с их сложной социальной организацией (три социальных слоя, увешанная золотом знать, крупные поселения и развитая торговля) и у племен сан (у которых за ненадобностью не было даже вождей и верхом организации оставалось кочевье из нескольких семей) мало общего, но они все же имеют друг к другу самое прямое отношение. Останки, найденные археологами в Мапунгубве, с большой вероятностью могут принадлежать койсанам. Спор антропологов об этом еще не завершен
[79]. Дело в том, что регион Мапунгубве и Большого Зимбабве был районом интенсивного культурного обмена между банту и племенами, родственными современным сан и кой-коин. В каких отношениях состояли друг с другом пришельцы и коренные жители, сказать сложно, но ряд исследователей полагает, что койсаны могли повлиять на развитие бантуязычных племен, заложив основы их скотоводства
[80]. Если это так, то койсаны в регионе Мапунгубве были куда более развиты, чем, скажем, современные племена сан.
Конечно, это вряд ли были прямые предки современных койсанов, скорее, одна из не сохранившихся до наших дней ветвей древнего народа. Увы, отличить захоронения койсанов от банту не всегда просто, тем более что случались и смешанные браки. Но нередко выдвигаются предположения, что Мапунгубве был отчасти койсанским городом (а еще несколько десятилетий назад его и вовсе считали полностью койсанским или, как тогда писали, готтентотским).
Почему койсаны в районе Лимпопо добились большего, чем в пустыне Калахари, Драконовых горах или дельте Окаванго? Конечно, свою роль сыграли и контакты с бантуязычными народами, но следует отметить и куда более благоприятные экологические и географические условия. Не случайно эти земли заинтересовали фермера ван Граана: они прекрасно подходили для сельского хозяйства. Получив возможность заниматься им, жители Мапунгубве быстро достигли и развитых социальных отношений.
