Поиск раковин на дне
Груз, который позволял быстро достичь дна, представлял собой обыкновенный плоский камень, обвязанный крест-накрест веревкой с небольшой петлей. Перед погружением ныряльщик продевал палец большой ноги в петлю, на шею набрасывал большую петлю, которой заканчивался трос с корзиной, зажимал нос прищепкой из рога антилопы и быстро шел на погружение. Достигнув дна, освобождался от груза и собирал руками, почти на ощупь, раковины, которые быстро складывал в корзину. У ныряльщика не было ни маски, ни очков для плавания: его глаза во время погружения были широко открыты. Понятно, что с годами сетчатку разъедала соленая вода, а в Заливе вода намного солонее, чем в других морях.
Слепота, наравне с кессонной болезнью, были самой распространенной платой за погружения. Редко кто из этих людей доживал до 50 лет.
Ныряльщики работали под водой в одних набедренных повязках, реже в белых просторных штанах и рубахах с капюшоном. Опасности подстерегали ныряльщиков повсюду, впрочем, жизнь их ничего не стоила. Во время нескольких коротких минут, на которые опытные пловцы могли задерживать дыхание, они нередко резали ладони и пальцы об острые кораллы и раковины, раздирали в кровь ступни ног…
Если поблизости находились акулы, то немедленно чуяли запах крови и атаковали. Бывало, что пловцов царапали ядовитые рыбы, били острыми хвостами-кинжалами рассерженные скаты, а потревоженные в своих пещерках мурены откусывали пальцы.
Опытный ныряльщик мог пробыть под водой от трех до пяти минут. Когда через несколько минут сигнал снизу так и не поступал, то напарник поднимал тревогу: что-то случилось. Тогда все шли на погружение: спасать товарища. Если ныряльщик погибал, то его товарищи говорили: «он проглотил свое дыхание», то есть захлебнулся. И, по старому обычаю всех моряков, возвращали тело морю.
Те ныряльщики, в отличие от современных дайверов, никак не были защищены от опасностей морских глубин, куда человек теперь опускается с такой легкостью.
Оценка добычи
В плохую погоду ныряльщики и их напарники раскладывались на палубе и спали до утренней молитвы. А затем распределяли добытые раковины и помогали «аль фалали» – открывателям раковин, которые при всем своем старании не успевали обработать все раковины от того смрада протухших моллюсков, который преследовал команду на протяжении всего промыслового сезона…
Если раковин на дне с каждым днем попадалось все меньше и меньше, то артель перемещалась на другую точку промысла, отдавала якорь, и все повторялось снова. Опытные капитаны знали, где искать обильные поселения моллюсков. Были у них и свои приметы. Например, в Дубае и Катаре ныряльщики верили, что если случится такая редкость, что в начале зимы прольется дождь, то год будет урожайным на жемчуг.
В промысловый сезон три-четыре человека умирали на борту доу. Многие становились жертвами акул и мурен.
В фольклоре ныряльщиков существует немало страшных историй о гибели их товарищей. Одна из них повествует о том, как ныряльщики находили гигантские жемчужины в раковинах величиной с метр, а когда пытались взять жемчужину, то створки раковины захлопывались как капкан и через несколько минут ныряльщик захлебывался… Кстати, такую легенду можно услышать не только на берегах Персидского залива, но и в Южных морях и в Полинезии, славящейся своим черным жемчугом.
Сезон ловли начинался в апреле и длился шесть месяцев – именно в это время воды Залива наиболее прозрачны и безопасны для пловцов. В автономном плавании под палящим солнцем моряки проводили по четыре месяца. За это время они превращались даже не в крепко спаянную команду, а в дружную семью, где каждый старался облегчить тяжелую жизнь другому добрым словом и отсутствием всякого эгоизма. Питание было простым и скудным: рис, финики и сушеная рыба. Разнообразить стол можно было лишь пойманной свежей рыбой, но ее не всегда хватало на всех. К тому же огонь разводили с крайней осторожностью. Даже курительные трубки – «медуах» были рассчитаны на мизерное количество крепкого самосада, которого хватало на пару-тройку(одну!) затяжек. Такие трубки до сих пор в ходу среди капитанов доу и их можно без труда разыскать на рынках Дубая, Омана и Катара.
Пока ныряльщики доставали все новые и новые партии раковин, палубная команда вскрывала их специальным кривым ножом «муфлак» и извлекала из раковин жемчужины, если таковые находились. Обычно лишь в одной из тридцати, а то и сорока раковин оказывалась жемчужина. Сотни пустых раковин шли «в отвал» – их просто кидали за борт, но тем не менее промысловые доу всегда преследовал тяжелый запах подгнивших моллюсков.
Добыча жемчуга в открытом море принадлежит прошлому, но к этой традиции в Дубае относятся с особым уважением – он был «семейным промыслом» и составлял смысл жизни десятков поколений современных жителей княжества. В наши дни память об этой национальной традиции стараются сохранить для новых поколений.
Например, современные дубайцы на целый месяц выходят в море на водолазном боте и совершают погружения в местах традиционного промысла. Делают они это не ради возможности найти жемчуг и разбогатеть: они уверены в том, что так можно поддержать традиционную мораль общества, сохранить ту тонкую духовную связь, что тысячелетиями существовала между человеком и морем, когда благосостояние людей зависело от ежедневного труда, основанного на многовековом укладе поколений арабов, поселившихся некогда на узкой кромке земли, зажатой между морем и пустыней.
Своими многодневными морскими походами ревнители старых традиций напоминают своему народу о его недавнем прошлом. Они начинают тоньше чувствовать свою связь с ушедшим поколением предков, не ведавших, что значит богатство, которое дает не изнурительный труд из поколения в поколение, а всего лишь запасы углеводородов, удачно оказавшиеся прямо под ногами. Для внуков и правнуков ныряльщиков и торговцев жемчугом это уже не символ богатства и могущества и доход, а всего лишь знак прошлого, которое перечеркнула новая эра – эра роскоши, подаренной ценой на нефть.
Ныряльщики-реконструкторы собирают сотни, если не тысячи раковин ежегодно, но жемчуг в них попадается все реже и реже. Виной тому – загрязнение моря.
Во время проведения Дубайского торгового фестиваля в январе – феврале дайверы совершают дневные погружения в мелководном заливе Дубая и собирают раковины. А вечером проходит необычный аукцион: на палубе старинного промыслового доу, что украшает двор Этнографической деревни, желающие назначают цену за несколько раковин. Их вскрывают при всех… и если в ней оказывается жемчужина, то она достается тому, кто сделал самую большую ставку. Впрочем, случается это крайне редко: раковины обычно пусты.
