Но что поразило меня в Николь, когда мы познакомились, так это история ее пути к роли финансового репортера, который начался, что примечательно, в 18 лет. Это был путь, который едва не закончился раньше, чем начался, из-за совершенно иного типа невзгод – неблагоприятных обстоятельств внутреннего толка.
Американка в первом поколении, Николь росла в семье родителей-иммигрантов, которые вели домашнее хозяйство исключительно на наличные. Никаких кредиток, никаких ссуд, ничего такого, что определяет типичные отношения американца с деньгами. Только наличные, везде и всегда.
– У нас на кухонном столе не лежал Wall Street Journal, мы никогда не говорили об акциях, бондах или чем-то в этом роде, и в школе меня этому не учили. Так что в детстве и юности я была полной финансовой невеждой, – рассказывала мне Николь. – Я была той самой неловкой девчонкой без дебетовой карты, которая шла ужинать с подругами в кафе и в момент расчета либо клала на стол комок купюр, либо выписывала чек.
Последней каплей была ситуация, случившаяся, когда она училась в колледже Северо-Западного университета в Чикаго и ей нужно было срочно купить билет на самолет. Удобнее всего было бы включить компьютер и купить билет онлайн. Вот только была одна проблема: у Николь не было кредитки. Вместо этого ей пришлось мчаться в банк, снимать наличные, ехать в кассу в аэропорту и расплачиваться за билет пачкой купюр.
– Я сказала: всё, с меня хватит! – вспоминала Николь. – Это просто абсурдно. Мне необходимо было обрести контроль над своей жизнью и финансами.
Вот только как это сделать? Как обрести контроль над своей финансовой жизнью и встать на путь, ведущий к карьере в деловых новостях, когда финансы, по сути, являются для тебя чуждой концепцией? Когда не можешь научиться у родителей распоряжаться ими? Когда живешь в стране, где тебя не учат владеть и управлять своими деньгами – ни в начальной школе, ни в средней, ни в колледже, даже если ты берешь курс лекций по финансам?
– Вот тогда-то я осознала: это же просто язык, как и любой новый язык. Просто незнакомый иностранный язык, – пояснила Николь.
И она совершенно права!
Все новое, что мы пытаемся сделать в жизни, похоже на новый язык.
Язык поединков смешанных боевых искусств и альпинизма, вероятно, до смерти пугал Кайла, когда он впервые задумал совершить эти подвиги. Язык LinkedIn и бизнеса до полусмерти пугал меня, когда я сидел на диване у сестры, глядя на закат своей карьеры в спорте (на языке которого я говорил очень бегло).
Когда берешься за новое, всегда самое трудное – это начать.
Приходится преодолевать разнообразные страхи и тревоги, опасения сказать что-то не то и выставить себя дураком. Мало того, тебе еще и стыдно, а ведь стыд помешал огромному числу людей заниматься важными делами – делами, которые они любили. Николь поняла это и решила не искать легких путей. Она пошла работать на Чикагскую товарную биржу.
– Когда начинаешь говорить на этом языке, возникает ощущение, будто говоришь по-китайски в собственной стране, – призналась она. – Вот это и случилось со мной, когда я впервые попала в операционный зал биржи. Мне пришлось учить этот язык быстро – очень быстро. Когда я поняла, что надо просто выучить язык финансов и что если я его выучу, то смогу вступать в разговор, у меня словно выросли крылья.
Я прекрасно понимал, о чем она говорила, потому что испытал точно такое же чувство, когда учился танцевать сальсу в 2006 году. Я жил над помещением джаз-клуба, в котором раз в неделю проходили занятия танцами, и как-то раз спустился туда, полный решимости стать самым лучшим долговязым чокнутым белым исполнителем сальсы, каким только получится. Поначалу я каменел от ужаса, но в течение трех месяцев продолжал тренироваться, заниматься, ходить на групповые занятия, брать частные уроки, смотреть видео на YouTube, репетировать перед зеркалом в одиночку, как танцую с партнершей. Если даже сейчас, когда я просто рассказываю об этом, вам это кажется странным, вообразите, как странно было мне, когда я все это делал!
Но я помню момент, когда наконец понял язык танца сальса, и поверьте, когда я начинал, он казался мне совершенно чуждым языком. Николь попала в точку: это было абсолютно то же самое, что говорить по-китайски. Когда же случился тот самый «щелк», и сальса начала обретать для меня смысл, и я смог заговорить на этом языке бегло, мне показалось, что я мог бы взбежать по отвесной стене. Я мог бы сделать все, что мне придет в голову, какие бы препятствия – физические или психологические, внутренние или внешние – ни стояли передо мной.
Николь помогла мне пересмотреть мои взгляды на невзгоды. Не только на то, что они такое и откуда берутся, но и как их воспринимать и преодолевать. Это урок, который я возьму с собой во все новые испытания, потому что если и есть в жизни (не говоря уже о пути к величию) что-то неизбежное, так это неблагоприятные обстоятельства. Мы мечтаем, а потом жизнь наотмашь бьет нас по лицу. Мы создаем ви́дение для себя и вскоре узнаем, что миру в лучшем случае наплевать на него (и на нас). Порой мир, кажется, готов сделать что угодно, только бы помешать нам. Это проявляется едва ли не на каждом этапе нашего пути: с самых первых дней, когда мы учимся ходить, идем в школу, впервые неловко целуемся, занимаемся спортом, начинаем новый бизнес. Мы переживаем немало боли, разочарований и падений.
Никто не понимает этого лучше, чем Кайл Мейнард. Он говорил мне, что ни один человек не обладает иммунитетом к невзгодам; мало того, невзгоды хоть и плохи, да не во всем.
Когда мы снова и снова терпим неудачи в погоне за совершенством, это помогает нам развиваться в направлении величия!
Ясное дело, Кайлу невзгод отсыпали более чем щедрой мерой, если сравнивать с человеком вроде меня (ведь у меня, в конце-то концов, нет врожденной инвалидности), но и мне тоже приходилось преодолевать препятствия.
Скрытые преимущества неблагоприятных обстоятельств
Все мое детство строилось на одном-единственном ви́дении: стать спортсменом и «всеамериканцем». Я думал, что это произойдет в футболе – виде спорта, которым я жил и дышал много лет. Я думал, это случится на втором курсе университета, когда поставил рекорд по наибольшему числу ресивинг-ярдов (418 ярдов) и завершил сезон вторым по ресивинг-ярдам в стране. Но моя команда едва наскребла 50 процентов побед, а обычно игроки посредственных команд не получают «всеамериканский» статус. После этого мы плавно катились под откос, поскольку наш тренерский состав так и не сумел сделать из нас прекрасную команду. Так что в своем выпускном сезоне я перевелся в другой университет, который предлагал реальную возможность реализовать мою мечту. Уход был трудным решением, особенно для человека вроде меня, который с удовольствием играл бы всю жизнь в одной команде, но этот новый университет был очень многообещающим, и я не мог отказать в исполнении мечте, которая вела меня всю жизнь.
Во втором матче сезона с моей новой командой мы играли с соперниками из того же города. Для меня игра выдалась удачной, я не давал передышки противнику, а в какой-то момент третьей четверти сделал отличный пас через середину и получил сильный удар по ребрам от одного из лайнбекеров.
[14] Я ощущал некоторую болезненность, но на адреналине и в пылу состязания не придал ей особого значения. Спустя два дня на тренировке я выполнял разминку и вдруг услышал громкий треск и свалился на землю в страшных муках.
