Почему эта женщина ставит меня в тупик?
Может, всему виной ее таинственность?
Мы с ней совершенно разные.
И она работает на меня.
«А значит, она неприкосновенна».
Черт.
Хочу с ней переспать. Уложить в постель. Вот так, сам себе признался. Хочу только ее, и больше ни к кому меня не тянет. Не знаю, как добиться цели, особенно учитывая, что девушка со мной и разговаривать не хочет. Даже не смотрит на меня.
Может, я ей отвратителен?
Точно. Я ей не нравлюсь.
Дьявольщина, я же не могу знать, что творится у нее в голове. Тут у нее преимущество. Сейчас у нее куча возможностей прошерстить все, что есть в моей квартире, и выяснить обо мне много интересного. Разложить меня по полочкам.
Я морщусь. Наверное, потому я и не в ее вкусе.
– По-моему, она тебя боится, – роняет Каролина.
– Кто? – спрашиваю я, хоть и знаю, черт побери, о ком речь.
– Алессия.
– Я ее босс.
– Скорее всего, она боится, потому что сама от тебя без ума.
– Что? Не глупи. Она едва в состоянии вынести меня рядом, пяти минут не проводит со мной в одной комнате.
– Что и требовалось доказать, – пожимает плечами Каролина.
Я недовольно сдвигаю брови.
Она вздыхает.
– Алессия не может находиться с тобой в одной комнате, потому что ты ей нравишься и она не хочет себя выдавать.
– Каро, она моя горничная. Вопрос закрыт.
Надеюсь, это поставит точку в разговоре и собьет Каролину со следа. Однако у меня появилась надежда.
Каролина усмехается в ответ.
Такси останавливается у ресторана «Синяя птица». Я даю водителю двадцатку и делаю вид, что не заметил удивленного взгляда Каролины.
– Сдачи не надо, – говорю я, и мы выбираемся из такси.
– Ты ему переплатил, – ворчит Каролина.
Я молчу, погрузившись в мысли об Алессии Демачи, и придерживаю перед Каролиной дверь.
– Значит, твоя мать считает, что мне пора встряхнуться и заняться делом? – говорит Каролина по пути к нашему столику.
– Она восхищается твоим талантом и надеется, что работа над новыми интерьерам Мейфера тебя развлечет.
Каролина сжимает губы в тонкую линию.
– Я не готова, – шепчет она, ее взгляд затуманивается.
– Понимаю.
– Прошло всего две недели.
Она притягивает свитер Кита к носу и глубоко вздыхает. Неужели свитер до сих пор хранит его запах?
«Я тоже по нему скучаю. Сегодня как раз тринадцать дней, как мы его похоронили. И двадцать два с тех пор, как он умер».
Я с трудом сглатываю подступивший к горлу ком.
Утреннюю тренировку я пропустил, так хоть пробегусь по лестнице, поднимаясь в квартиру. Мы засиделись с Каролиной за завтраком; с минуты на минуту придет Оливер. Надеюсь, что Алессия еще не ушла.
У входной двери я останавливаюсь: из моей квартиры доносится музыка.
«Что там происходит?»
Тихо вставив ключ в замок, я поворачиваю его и открываю дверь. Звучит Бах, одна из его прелюдий в соль мажоре. Наверное, Алессия включила мой компьютер и запустила музыкальный канал. Но как? У нее же нет пароля. Или есть? А может, она включила запись на своем телефоне через мою стереосистему? Хотя сложно представить, что у девушки в потрепанной куртке есть достаточно современный смартфон, способный на такие выкрутасы. Да я и не видел у нее в руках телефона.
Квартиру переполняет прекрасная музыка, заливая светом самые темные уголки.
«Моя горничная любит классическую музыку. Кто бы мог подумать?»
Вот и еще кусочек головоломки под названием «Алессия Демачи». Я тихо закрываю дверь и замираю в коридоре. А ведь музыка идет не через стерео… Играют на моем рояле. Баха. Нежно, светло, технично и с глубоким пониманием, какое встретишь только у лучших исполнителей.
«Алессия?»
Я никогда не слышал, чтобы мой рояль так пел. Сняв ботинки, неслышно крадусь по коридору и заглядываю в гостиную.
Она сидит за роялем в своем устрашающем халате, с повязанной шарфом головой, слегка покачиваясь в такт, полностью погруженная в музыку. Ее глаза закрыты, руки грациозно взлетают над клавишами. Мелодия безупречным потоком струится сквозь нее, отдаваясь от стен и потолка. Так играют в лучших концертных залах.
Я с изумлением смотрю на горничную за роялем.
Она изумительна.
Во всех смыслах.
И я совершенно очарован.
Алессия заканчивает прелюдию, и я отступаю в холл, прижимаясь к стене и стараясь не дышать, чтобы остаться незамеченным – вдруг она посмотрит в мою сторону? Однако Алессия тут же начинает играть фугу. Я впитываю каждый звук, наслаждаясь искусством пианистки, ощущая чувства, которые она вкладывает в каждую музыкальную фразу. Мелодия уносит меня на крыльях, и я слушаю, постепенно понимая, что Алессия играет не по нотам. Она знает эти произведения наизусть.
«Господь всемогущий, да она виртуоз!»
Как пристально она вглядывалась в мою нотную рукопись, полируя рояль. Конечно, она читала ту мелодию с листа.
Черт!
Великолепная пианистка читала мои сочинения?
Фуга оканчивается, и тут же звучит новое произведение. Снова Бах, прелюдия в до-диез мажоре.
«Почему она зарабатывает на жизнь уборкой квартир, если у нее такой дар?»
Звенит дверной звонок, и музыка резко обрывается.
Черт.
Табурет у рояля с громким скрипом отодвигается. От всей души надеясь остаться незамеченным, я на цыпочках лечу к двери и открываю ее.
– Добрый день, сэр.
Это Оливер.
– Входи, – слегка запыхавшись, приглашаю я.
– Я не стал звонить с улицы. Надеюсь, не помешал? – интересуется Оливер.
Он останавливается и упирается взглядом в Алессию, которая вышла в коридор. Ее силуэт призрачно темнеет в дверном проеме. В следующую секунду девушка бросается на кухню, и я не успеваю с ней даже поздороваться.
– Все в порядке. Проходи. Я только скажу кое-что горничной.
Оливер задумчиво хмурится и идет в гостиную.
С глубоким вздохом я приглаживаю обеими руками свою шевелюру, тщетно пытаясь сдержать… восхищение.
«Какого черта?»
На кухне перепуганная Алессия натягивает на плечи потрепанную куртку.
– Простите. Простите. Мне очень жаль, – бессвязно бормочет она, не поднимая на меня глаз.