– Работа? – подсказываю я.
Но она уже сдулась, как воздушный шарик, спряталась в свою раковину.
«Черт».
Меня пробирает озноб. Здесь что-то не так.
«Совсем не так».
– Ничего страшного. Просто не будем об этом говорить, – стараясь вернуть ее расположение, пожимаю плечами я и торопливо задаю другой вопрос: – Как тебе удается запоминать целиком такие длинные и сложные произведения?
Судя по выражению лица, на вопросы о музыке Алессия отвечает с куда большим удовольствием.
– Я вижу ноты, – говорит она, постукивая себя по лбу. – Как на картине.
– У тебя фотографическая память?
– Фотографическая? Не знаю. Я просто вижу каждую ноту в своем цвете. И запоминаю цвета.
– Ого. – Я слышал о такой особенности памяти. – Это называется синестезия – содружественное ощущение.
– Син-э-ти… – Она умолкает, не в силах выговорить незнакомое слово.
– Синестезия.
Алессия пробует еще раз, намного успешнее.
– А что это такое? – спрашивает она.
– Ты видишь каждую ноту в своем цвете, так?
– Да.
– Ну вот. Тогда все ясно. Многие гениальные музыканты синестеты. А еще что-нибудь ты видишь в цвете?
Она озадаченно смотрит на меня.
– Буквы? Или цифры?
– Нет, только музыку.
– Потрясающе. – Я улыбаюсь. – Помнишь, я сказал, что ты можешь играть на моем рояле, когда захочешь? Так вот, повторяю: пожалуйста, играй.
Ее улыбка болью отдается в моем паху.
– Спасибо, – шепчет Алессия. – Мне нравится рояль.
– А мне нравится тебя слушать.
И мы умолкаем, дружески улыбнувшись друг другу.
Спустя сорок минут я сворачиваю в тупичок в Брентфорде и останавливаюсь возле скромного домика. Уже стемнело, но в свете уличных фонарей я вижу, как в гостиной отодвигается штора, и за стеклом появляется лицо молодого человека.
«Ее приятель?»
«Обязательно надо выяснить».
– Твой приятель? – спрашиваю я. Сердце бьется о ребра, а в ушах стоит гул, пока я дожидаюсь ответа.
Она смеется тихо, мелодично, и я, не сдержавшись, широко улыбаюсь. Я впервые слышу ее смех и хотел бы услышать его снова… и снова.
– Нет. Это Михал. Сын Магды. Ему четырнадцать лет.
– Да? Высокий мальчик!
– Он такой. – Ее лицо освещает улыбка, и меня пронзает острый укол ревности. Парень ей явно нравится. – Это дом Магды.
– Понятно. Твоей подруги?
– Да. Подруга моей матери. Они… как это называется… подруги по переписке.
– Я и не знал, что такое еще бывает. Они встречались?
– Нет. – Алессия крепко сжимает губы и опускает глаза. – Спасибо, что подвезли, – шепчет она, завершая разговор.
– Был рад помочь. Прости, что утром так получилось. Я не собирался на тебя набрасываться.
– Набрасываться?
– Ну… прыгать, хватать… Как кот.
Она снова смеется, ее прекрасное лицо сияет.
«К такому смеху легко привыкнуть».
– Это был сон, – говорит она.
«И снилась мне ты».
– Может, зайдете выпить чаю?
Теперь моя очередь смеяться.
– Пожалуй, нет. Не будем устраивать переполох. К тому же я предпочитаю кофе.
Алессия сдвигает брови.
– Кофе у нас тоже есть.
– Мне пора. Дороги все в снегу. Когда еще доберусь домой…
– Спасибо, что подвезли.
– До пятницы.
– Да. До пятницы.
Улыбка будто зажигает огоньки в ее глазах, и я теряю рассудок.
Алессия выбирается из машины и идет к входной двери. Та открывается, отбрасывая на заснеженную дорожку золотистый отсвет, и на пороге возникает юноша. Михал. Он кидает на меня угрюмый взгляд, а я смеюсь.
Михал. И он ей не приятель. Развернувшись, я включаю музыку погромче и отправляюсь в Лондон с глупейшей улыбкой на лице.
Глава 8
– Кто это был? – холодно спрашивает Михал, глядя вслед отъезжающему автомобилю.
Его голос звучит на удивление отчужденно. В свои четырнадцать лет он выше Алессии, темноволосый, нескладный.
– Мой босс, – коротко отвечает она, следя за машиной в щелку входной двери.
Наконец Алессия запирает дверь и, переполненная радостью, обнимает Михала.
– Ладно, хватит.
Юноша стряхивает ее руки, заливается румянцем, карие глаза блестят от смущения. Алессия весело смотрит на него, отвечая широкой улыбкой на подростковую влюбленность мальчишки. Она отступает на шаг, чтобы не переусердствовать с лаской. Ей вовсе не хочется обидеть Михала. И он, и его мать к ней очень добры.
– А где Магда?
– На кухне. – Юноша морщится. – Что-то не так. Курит одну за другой.
– Ох, нет.
Алессию охватывает неприятное предчувствие, ее сердце тревожно стучит.
Повесив куртку на крючок в маленькой прихожей, она торопится на кухню. Магда сидит за старым прямоугольным столом, покрытым дешевым пластиком, и курит. Дымок ленивым облачком поднимается над ее головой. Кухня, хоть и маленькая, вычищена до блеска, как всегда, радио что-то бормочет по-польски. Магда поднимает голову и с облегчением встречается взглядом с Алессией.
– Такой снег… Как ты добралась? Я волновалась. Хорошо прошел день? – В ее голосе звучат напряженные нотки, улыбка едва держится на губах, а сигаретой она затягивается с небывалой силой.
– Все хорошо, спасибо. А как ты? Как твой жених? Здоров?
Магда несколькими годами младше матери Алессии, а выглядит еще моложе. У нее светлые вьющиеся волосы и карие глаза, в которых светится искорка юмора. Эта женщина спасла Алессию от смерти. Сегодня Магда выглядит усталой, лицо побледнело, губы искусаны. Кухня пропахла сигаретным дымом – обычно Магда такого не позволяет, говорит, что терпеть не может табачный запах, хотя сама и курит.
Магда выдыхает к потолку колечко дыма.
– Да. С ним все в порядке. Здоров и весел. Дело в другом. Закрой дверь и садись, – отвечает она.
По спине Алессии пробегает озноб. Что, если Магда попросит ее уйти?.. Девушка закрывает дверь на кухню и садится на пластиковый стул.
– Сегодня приходили люди из иммиграционного департамента, разыскивали тебя.
«Ох, нет».
Алессия бледнеет, кровь бросается ей в голову и стучит в ушах.
