– Пришли утром, сразу после того как ты уехала на работу, – поясняет Магда.
– И ч-ч-что ты им сказала? – заикаясь, выговаривает Алессия.
Руки у нее трясутся.
– Не я. Нас не было, и они постучали в соседнюю дверь, к мистеру Форрестеру. Ему не понравилось, как они выглядели и как разговаривали, и он ответил, что ничего о тебе не знает. И еще сказал, что мы с Михалом уехали в Польшу.
– Они поверили?
– Наверное. Мистер Форрестер считает, что поверили.
– Как они меня нашли?
– Понятия не имею. – Магда морщится. – Кто знает, как все у них там работает? – Она снова жадно затягивается. – Я должна написать твоей матери.
– Нет! – Алессия хватает Магду за руку. – Пожалуйста, не надо.
– Я ведь написала ей однажды и сказала, что ты добралась в целости и сохранности. То есть солгала.
Алессия заливается краской. Магда тоже не знает, каким путем она попала в Брентфорд. Никто не знает.
– Пожалуйста, – снова просит она. – Не надо ее тревожить.
– Алессия, если тебя поймают, то депортируют в Албанию…
– Я понимаю. – По спине сбегает холодная струйка пота. Горло сжимает страх. – Мне нельзя возвращаться, – одними губами произносит она.
– Мы с Михалом через две недели уезжаем, – напоминает Магда. – Тебе пора найти другую квартиру.
– Я знаю. Знаю. И что-нибудь подыщу.
От тревоги у Алессии больно сводит живот. Каждую ночь она лежит без сна, раздумывая, что делать. Из жалованья за уборку квартир удалось скопить триста фунтов. Чтобы снять комнату, нужно заплатить за месяц вперед. Надо попросить у Михала ноутбук и подыскать комнату, которая сдается внаем.
– Приготовлю ужин, – вздыхает Магда, затушив сигарету.
Над пепельницей поднимается сизый дымок, смешиваясь с витающим в воздухе напряжением.
– Я помогу, – предлагает Алессия.
Ночью она лежит в кровати и пристально разглядывает потолок. Пальцы безотчетно теребят золотой крестик, который она носит на цепочке на шее. Свет от уличного фонаря пробивается сквозь полупрозрачные шторы на старые, отслаивающиеся бумажные обои. Алессия изо всех сил борется с поднимающейся в груди паникой. Она целый час просидела за компьютером и все же отыскала комнату, которая сдается неподалеку от станции Кью-Бридж. По словам Магды, это недалеко. Алессия договорилась с хозяином, что зайдет взглянуть на комнату в пятницу вечером, после того как уберет квартиру Мистера. Она с трудом сможет заплатить за комнату, но переехать необходимо, особенно если ищейки из иммиграционного департамента напали на ее след. Ей нельзя попасть к ним в руки. Нельзя возвращаться в Албанию.
Никак нельзя.
Алессия отворачивается, чтобы фонарь не светил в глаза, и поплотнее заворачивается в тонкое одеяло, стараясь согреться. Мысли в голове ходят по кругу. Она совершенно измучилась. Остановить бы этот хоровод.
«Не думай об Албании».
«Не думай о том, как приехала в Англию».
«Не думай о других девушках… о Блериане».
Едва закрыв глаза, Алессия видит спящего на диване Мистера. Его волосы в беспорядке, губы полураскрыты. Она вспоминает, как лежала на нем. Вспоминает мимолетный поцелуй. Представляет, что снова распласталась на его теле, вдыхает его аромат и целует в щеку, ощущая всей грудью биение его сердца.
«Я скучал по тебе».
У нее вырывается тихий стон.
Каждую ночь она думает о нем. Он очень красив. Больше, чем просто красив – он добр и прекрасен.
«Мне нравится слушать, как ты играешь на рояле».
Он довез ее до дома. По собственной воле.
«Ты можешь остаться здесь».
Остаться с ним?
А может, обратиться к нему за помощью?
Нет. Нельзя перекладывать свои трудности на других. Она не виновата в том, что с ней происходит, однако разбираться должна сама. Она ведь справилась, справилась благодаря только своей изобретательности. И ни за что на целом свете не вернется в Кукес. Не вернется к нему.
«Он трясет меня. Сильно. Прекрати. Перестань».
«Нет! Не думай о нем!»
Из-за него она оказалась в Англии. Сбежала на край света.
Думай о Мистере. Только о Мистере.
Ее рука спускается вниз по телу.
«Думай только о нем…»
Как он назвал ее? Как это называется?
Синестезия… Алессия повторяет это слово много раз подряд, пока ее рука двигается и ведет ее все выше и выше.
На следующее утро Лондон похож на зимнюю сказку. Очень тихо. Даже отдаленный шум машин и поездов заглушен белым покрывалом сверкающего снега. И когда Алессия выглядывает из окна спальни, все еще закутавшись в одеяло, то ее охватывает тот же детский восторг, какой она испытывала ребенком, когда в Кукесе шел снег. Потом она вспоминает, что сегодня предстоит убирать дом миссис Кингсбери.
Хорошо хоть, это недалеко, тоже в Брентфорде, можно дойти пешком. А вот то, что миссис Кингсбери каждый раз ходит за ней по пятам, поучая Алессию, как и что убирать, приятным не назовешь. Наверное, миссис Кингсбери очень одинока, думает Алессия, ведь она всегда угощает горничную чаем с печеньем, когда дом убран, пусть и под аккомпанемент недовольного ворчания. За чаем они разговаривают, и миссис Кингсбери всегда пытается удержать собеседницу подольше. Алессия не понимает, почему старушка живет совсем одна. На каминной стойке у миссис Кингсбери множество семейных фотографий. Почему же ее дети и внуки о ней не позаботятся? Ведь бабушка жила у родителей Алессии, когда умер дедушка… А что, если миссис Кингсбери ищет жильца? Который присматривал бы за ней? Лишняя комната у нее найдется, а Алессия тоже одинока…
В пижамных штанах Михала с забавными мордашками Губки Боба и в старой футболке с логотипом команды «Арсенал» Алессия берет в охапку свои вещи и спускается по лестнице через кухню в ванную комнату.
Магда очень щедро оделила Алессию старой одеждой Михала. Мальчик быстро растет, и Алессии это только на руку. Почти все, что носит Алессия, когда-то принадлежало Михалу. Кроме носков. У нее есть две пары собственных.
«Разве ты не носишь носки?»
Алессия жарко краснеет, вспомнив замечание Мистера. Она не смогла бы ему признаться, что у нее нет денег, чтобы купить себе новые носки. Ведь надо копить на квартиру.
Она включает в розетку бойлер и ждет, пока согреется вода. Снимает одежду, забирается в ванну и быстро моется под тонкой струйкой едва теплой воды.
Я стою в душе, упершись ладонями в гладкую стену, по спине меня бьют струи горячей воды. Я часто и тяжело дышу. Кончил в душе… опять.
«Черт побери. До чего я докатился?»
