Она открывает рот, чтобы снова закричать.
– Алессия, это я, Максим!
Слова на незнакомом языке рвутся из нее потоком:
– Ndihmё. Errёsirё. Shumё errёsirё. Shume errёsirё!
[10]
«Что?»
Я сажусь рядом на кровать; Алессия кидается ко мне и крепко обвивает руками за шею.
– Ну что ты. Тише, – уговариваю я ее, поглаживая по голове.
– Errёsirё. Shumё errёsirё. Shume errёsirё, – шепотом повторяет она, цепляясь за меня и дрожа, как новорожденный жеребенок.
– А по-английски? Давай по-английски.
– Темно, – шепчет она, ухватив меня за шею. – Ненавижу темноту. Здесь темно.
«Ну, слава Всевышнему».
Я-то уж приготовился к сражению со страшными чудовищами, а теперь можно и расслабиться. Обнимая Алессию одной рукой за талию, другой я включаю ночник на тумбочке.
– Так лучше? Все хорошо. Все будет хорошо. Я с тобой…
Спустя несколько минут дрожь прекращается, Алессия откидывается назад и смотрит мне в глаза.
– Прости, – шепчет она.
– Ничего. Все нормально. Я здесь.
Она скользит взглядом вниз по моей груди, и ее щеки нежно розовеют.
– Да, представь себе, обычно я сплю без всего. Считай, что тебе повезло.
На ее губах расцветает улыбка.
– Я знаю, – отвечает она, глядя на меня сквозь длинные ресницы.
– Что ты знаешь?
– Что ты спишь без всего.
– Ты меня видела?
– Да.
Алессия задорно улыбается.
– Не знаю, что и думать.
Я рад, что она вынырнула из своего темного кошмара.
– Прости. Я не хотела тебя будить. Я испугалась.
– Приснился кошмар?
Алессия кивает.
– Я открыла глаза, а вокруг темно… так темно… – Она вздрагивает. – И не знаешь, во сне или наяву.
– Да, тут любой закричит. Мы не в Лондоне. Здесь по ночам гораздо темнее. И тьма здесь… темная.
– Да, темная, как… – Она вдруг умолкает и морщится от отвращения.
– Как что? – переспрашиваю я.
Искорки веселья в ее глазах потухли, осталось лишь выражение загнанного зверя. Алессия отворачивается и опускает голову.
Я глажу ее по спине.
– Расскажи мне, – прошу.
– В том… как называется… Слово… kamion… Грузовик. В грузовике, – вдруг вспоминает она.
Я сглатываю.
– Грузовик?
– Да. Тот, в котором мы приехали в Англию. Металлический. Как коробка. Там было темно. И холодно. А запах…
Она говорит очень тихо, едва слышно.
– Твою мать, – выдыхаю я себе под нос и снова обнимаю Алессию.
На этот раз она не бросается мне на шею, быть может, потому, что я без рубашки, но не оставлять же малышку наедине с кошмарами. Я встаю с ней на руках.
Она изумленно охает.
– Наверное, тебе сегодня лучше спать со мной.
И не дожидаясь ответа, я шагаю к себе в спальню, включаю свет и опускаю девушку на пол возле шкафа. Отыскав на полке запасную пижаму, подаю ее Алессии и показываю на дверь в ванную.
– Переодеться удобнее там. Нельзя же спать в джинсах и школьном свитере.
Она быстро-быстро моргает.
«Черт. Видимо, я переступил черту».
И я отступаю, устыдившись содеянного.
– Если ты, конечно, не предпочтешь спать одна.
– Я никогда не спала в одной постели с мужчиной…
«Ох».
– Я не коснусь тебя, обещаю. Мы просто поспим. А если ты вдруг опять закричишь, я буду рядом.
«Я бы с удовольствием послушал, как она кричит по другому поводу».
Алессия в замешательстве смотрит то на меня, то на кровать и, наконец, произносит:
– Я хочу спать здесь, с тобой.
Выговорив шепотом эти слова, она решительно устремляется в ванную комнату и, только отыскав на стене выключатель, закрывает за собой дверь.
Я с облегчением вздыхаю и гипнотизирую взглядом закрытую дверь ванной.
«За двадцать три года она ни разу не побывала в постели с мужчиной?»
Не стану сейчас об этом думать. Уже три часа ночи, и я зверски хочу спать.
Алессия смотрит в зеркало на свое бледное лицо. Под огромными глазами темнеют круги. Она перебирает в памяти обрывки кошмара: грузовик… и никого.
Одна.
В темноте.
Холод.
И вонь.
Она вздрагивает и торопливо раздевается. Она и забыла, где находится, пока не появился он.
Мистер Максим. Спаситель.
Храбрый рыцарь Скандербег… Герой Албании.
Вот такая у него привычка – спасать.
И она будет спать с ним в одной постели.
Он прогонит все кошмары.
Если отец узнает, убьет ее. А мать… Алессия воображает, как мать падает в обморок, услышав, что дочь спит с мужчиной. Который ей даже не муж.
«Не думай о папе и маме».
Милая, дорогая мамочка отправила Алессию в Англию, потому что думала, что спасет ее.
Она ошиблась. Жестоко ошиблась.
«Ах, мама».
Сейчас ей ничто не угрожает. Она с мистером Максимом.
Алессия натягивает пижамную футболку, слишком большую. Расплетает косу, встряхивает головой, пытается пригладить непокорные локоны, потом сдается.
Подобрав джинсы и свитер, она открывает дверь.
Комната мистера Максима просторнее, в ней больше воздуха, чем в другой спальне. Стены здесь тоже выкрашены очень светлой, почти белой краской, однако мебель из полированного дерева, как и кровать с высокими спинками. Максим стоит у дальнего края кровати и смотрит на нее расширившимися от удивления глазами.
– Вот и ты, – хрипло произносит он. – А я уже собирался посылать поисковую партию.
Оторвавшись от его невероятно зеленых глаз, она упирается взглядом в татуировку чуть ниже плеча. Раньше ей были видны лишь фрагменты темного рисунка, а теперь, даже издали, вся картинка как на ладони.
«Двуглавый орел».
«Албания».
– Что? – спрашивает он, проследив за ее взглядом. – Ах, это… Так, ошибка молодости, – смущенно произносит он. Похоже, он не понимает, почему Алессия не отрывает взгляда от татуировки. Она подходит к нему, и Максим приподнимает локоть, чтобы показать рисунок без помех.
