– Было бы гораздо проще, остановись вы в Трессилиан-холле, сэр.
– Знаю. Прости. И поблагодари от моего имени Джесси.
– Здесь ваша любимая еда. Картофель Джесси положила прямо в форме для запекания. Он уже приготовлен, так что долго не грейте, иначе подгорит. А теперь ступайте в дом, вы ведь без обуви.
Она хмурится и поторапливает меня, а я из-за холода и не сопротивляюсь. Сквозь окно Денни замечает Алессию и машет ей рукой в знак приветствия. Алессия машет в ответ.
– Спасибо! – благодарю я Денни уже из дома, где мои ноги приятно согревает «теплый пол».
Я не знакомлю ее с Алессией – знаю, это неучтиво, но мне хочется подольше побыть наедине с девушкой. Знакомство можно устроить и позже.
Денни качает головой, холодный ветер развевает ее седые волосы. Повернувшись, она идет к лестнице, а я задумчиво гляжу ей вслед. Она ничуть не изменилась за годы нашего знакомства. Эта женщина лечила мои поцарапанные коленки, бинтовала порезы и прикладывала лед к ушибам с тех самых пор, как я научился ходить. Я никогда не видел ее в брюках – она неизменно носит клетчатую юбку и крепкие ботинки. Нет, в их паре брюки носит Джесси, уже двенадцать лет являющаяся ее любовницей. Интересно, они когда-нибудь поженятся? Однополые браки разрешены довольно давно, так что у Денни и Джесси нет оправданий.
– Кто это был? – спрашивает Алессия, заглядывая в корзину.
– Денни. Я говорил тебе, что она живет неподалеку и вскоре принесет наш ужин.
Я вынимаю из корзины рагу, четыре большие картофелины и сладкий пирог с бананами, сливками и карамелью. Мой рот моментально наполняется слюной. Джесси готовит божественно!
– Рагу нужно разогреть, его едят с картофелем. Будешь?
– Да. Очень даже буду.
– Очень даже будешь?
– Ну да… Я опять что-то не то сказала? По-английски так не говорят?
– Нет, твой английский в порядке. – Я с улыбкой вынимаю из корзины форму для запекания, в которой лежит картофель.
– Могу я, – неуверенно предлагает Алессия.
– Нет, я сам займусь. – Я потираю руки. – Сегодня у меня хозяйственный настрой – поверь, это случается нечасто, так что пользуйся моментом.
Алессия удивленно выгибает бровь, словно я представился ей в совершенно ином свете. Надеюсь, я произвожу на нее хорошее впечатление.
– Вот. – В одном из шкафчиков я нахожу ведерко и прошу Алессию: – Наполни его льдом. Он есть в холодильнике, стоящем в кладовке. Это для шампанского.
Пару бокалов спустя Алессия сворачивается калачиком на бирюзовом диване и наблюдает, как я ставлю рагу в духовку.
– Ты играешь в шахматы? – спустя некоторое время спрашиваю я, садясь рядом с ней.
С непроницаемым выражением лица Алессия смотрит на шахматы, потом на меня.
– Чуть-чуть.
– Чуть-чуть? – Теперь моя очередь выгибать бровь.
«Интересно, что она этим хочет сказать?»
Не отводя от Алессии глаз, я беру белую и черную пешки, прячу их в ладонях и предлагаю ей выбрать одну. Облизнув верхнюю губу, она неспешно проводит указательным пальцем по моей руке. Меня будто молнией прошило, от руки и до члена.
«Ого!»
– Эта, – говорит она, глядя на меня сквозь черные ресницы.
Поерзав и восстановив самообладание, я разжимаю кулак. Черная пешка.
– Ты играешь черными. – Я разворачиваю доску, чтобы фигуры оказались рядом с ней. – Итак, я хожу.
Четыре хода – и я в задумчивости чешу затылок.
– Ты, как всегда, поскромничала, – криво улыбнувшись, признаюсь я.
Алессия прикусывает верхнюю губу, чтобы скрыть улыбку, но при виде моих жалких потуг на выигрыш в ее глазах пляшут смешинки.
«Играет как гроссмейстер. Да она полна сюрпризов!»
Я хмурюсь в надежде, что Алессия испугается и сделает ошибку. Однако она лишь шире улыбается, отчего ее прекрасное лицо становится еще красивее, и я не могу сдержать ответной улыбки.
«Она удивительна!»
– Ты хорошо играешь.
– В Кукесе мало развлечений. – Алессия пожимает плечами. – У нас дома не было ни игровых приставок, ни смартфонов, лишь старый компьютер. Пианино, шахматы, книги и телевизор – вот и все наши забавы. – Она тепло смотрит на книжные полки, стоящие на другом конце комнаты.
– Книги?
– Да. Много-много книг. На албанском и английском. Я хотела стать преподавателем английского языка. – Посерьезнев, она переводит взгляд на шахматную доску.
«А стала уборщицей, сбежавшей от торговцев женщинами».
– Тебе нравится читать?
– Да. – Алессия вновь улыбается. – Особенно на английском. Моя бабушка тайно провезла книги в страну.
– Ты рассказывала. Она сильно рисковала.
– Да, это было опасно. Коммунисты запретили книги на английском языке.
«Запретили?!» Я вновь осознаю, что знаю слишком мало о ее родине.
«Дурак, сосредоточься на игре!»
Я «съедаю» черного коня и самодовольно гляжу на Алессию. Передвинув ладью на три квадрата, она хихикает.
– Schah… ой, то есть шах!
«Черт!»
– Это была наша первая и последняя игра в шахматы, – ворчу я, недовольный собой.
«Словно с сестрой играю – Марианна тоже вечно у меня выигрывает».
Заправив за ухо прядь волос, Алессия отпивает еще один глоток вина и принимается с довольным видом покручивать между пальцами свой золотой крестик.
Меня побеждают. Я посрамлен.
«Сосредоточься!»
Спустя три хода Алессия все-таки выигрывает.
– Шах и мат!
От ее торжественного вида у меня перехватывает дыхание.
– Хорошо играешь, Алессия Демачи, – шепчу я, охваченный желанием. – Очень хорошо.
– Я с шести лет играла в шахматы с дедушкой, – опуская взгляд на доску, с застенчивой улыбкой признается она. – Он был… как это по-английски? – дьявольски хорошим шахматистом. И хотел всегда выигрывать. Даже у ребенка.
– Он хорошо тебя научил, – восстановив душевное равновесие, бормочу я.
Больше всего мне хочется взять Алессию прямо здесь, на диване. Однако для начала надо бы поесть.
– Он еще жив?
– Нет, умер, когда мне было двенадцать.
– Соболезную.
– Он прожил хорошую жизнь.
– Ты сказала, что хотела стать преподавателем английского языка. Что тебе помешало?
– Университет закрыли из-за отсутствия денег, вот мое учение и прервалось.
– Паршиво.
