Глава II. В русле истории
Два года — пока Ведомство канцлера временно располагалось в здании бывшего Государственного совета затонувшей ГДР — сквозь огромные окна своего кабинета я смотрел на площадь Шлоссплатц и на «электролавочку Эриха», как восточные берлинцы без особого уважения окрестили Дворец республики, поскольку его фасад в изобилии был украшен огоньками. В этом здании прежде проводила свои съезды и Народная палата — псевдопарламент, ставший по-настоящему легитимным лишь в самом конце своего существования, после первых свободных выборов. Одним из самых гротескных воспоминаний о выдохшемся государстве ГДР останется, вероятно, на все времена прозвучавшее из этого здания объяснение в любви Эриха Мильке. Этот паук, хозяин сети гэдээровских органов безопасности, обращаясь к своим потенциальным жертвам, воскликнул: «Я же всех вас люблю!». Какой гомерический хохот последовал, когда с трибуны Народной палаты он выпустил в мир эту фразу!
Даже внешне этот серый колосс, возвышавшийся на правой стороне площади, на фундаменте прежнего городского замка, выглядел неуклюжим и грубым. Он прикрывал собой нелюбимый кусок истории. Команда Ульбрихта, навязанная в 1945 году по окончании войны Берлину из Москвы, относилась к руинам замка как к реликту эпохи, которую следовало стереть из людской памяти. По приказу первого председателя госсовета ГДР Вальтера Ульбрихта было взорвано все, что осталось от берлинского замка. Ульбрихту, по примеру Москвы, понадобилась огромная и просторная площадь для проведения парадов и демонстраций — как заявлял тогда президент ГДР Вильгельм Пик, «для мощных демонстраций рабочего класса» — и непременно в самом сердце города. А поскольку в центре Берлина не было достаточно больших площадей, участь замка была решена. Ну что же, и таким образом можно обезвредить историю. Легко представить, как проклинали преемники Ульбрихта и Пика этот взрыв, когда они сами — с их прусской роскошью и прусским парадным «гусиным шагом» батальонов охраны — стали считать себя законными наследниками Пруссии. Королевский дворец, принесенный в жертву Дворцу республики, пришелся бы им тогда очень кстати.
Затем и Дворец республики стал восприниматься как архитектурная ошибка, нарушающая ансамбль замковой площади. Этот танк из бетона и стали сейчас сносят. При взгляде на него становится ясно: гноящуюся рану в центре Берлина и в истории города необходимо залечить. По моему твердому убеждению, дело тут не в ностальгии по Пруссии и уж никак не в желании восстановить дух Гогенцоллернов. И речь не о том, чтобы уничтожить часть немецкой истории и истории Берлина, связанной с существованием ГДР. Лично мне симпатична идея — восстановить здание старого замка. Я представляю себе будущий облик города как восстановление гармоничных пропорций некогда существовавшего грациозного и достойного городского пространства между Старым музеем, зданием арсенала (цейхгаузом), рынком Жандарменмаркт и Унтер-ден-Линден. Пора восполнить пробел, зияющий после взрыва городского замка. С 1992 года, по инициативе гамбургского коммерсанта Вильгельма фон Боддиена, «Союз приверженцев берлинского замка» выступал за то, чтобы снести Дворец республики и восстановить на прежнем месте барочное здание городского замка.
Этот важный для столицы вопрос был передан в руки парламента. И вот бундестаг большинством голосов в 2003 и в 2006 годах принял решения и о сносе здания Дворца республики, и о восстановлении городского замка — последнее только после того, как утвердят концепцию финансирования. Теперь, когда исчезнет дворец, здесь какое-то время будет покрытая зеленью площадка. Остается надеяться, что это время будет недолгим, что вопросы финансирования и дальнейшего использования городского замка будут решаться в разумные сроки — и к общему удовлетворению. Впрочем, по словам Эрнста Блоха, Берлин — это город, про который нельзя сказать, что он состоялся: он всегда в становлении. У Берлина время есть.
К этому городу я с давних пор относился с восторгом — до замирания сердца. Когда в центре Берлина, на фасадах роскошных домов я вижу следы от пуль — напоминание о последних боях при штурме города Красной Армией в апреле и мае 1945‑го, когда смотрю на здание рейхстага, пылающим факелом осветившее нацистам путь к захвату власти, когда прохожу по целому полю стел — в память об убитых евреях со всей Европы, я не могу не подумать о том, что мы должны, не жалея сил, сохранять в памяти все вехи нашего общего исторического пути. И все эти вехи должны быть видны в городских постройках.
Нет, ни в те дни, когда я размещался во временной резиденции, в здании госсовета, ни впоследствии, расположившись в специально построенном Ведомстве бундесканцлера, напротив рейхстага, я никогда не упускал из виду ту задачу, которую этот город ставил перед первым канцлером новой, единой Германии — осознать исторический опыт, сохраненный в топографии Берлина.
Можно сказать без обиняков: ни в Ганновере, ни позднее, в Бонне, я не испытывал того чувства, которое пытаюсь здесь описать. Нет, лишь после переезда в Берлин мне стало ясно, насколько наши современные действия должны быть увязаны с коллективным опытом, накопленным в ходе истории нашей страны. Когда рухнули мечты Веймарской республики, ее могильщиком стал Адольф Гитлер: в Берлине, получив пост рейхсканцлера — избранный легально, без революции — он разорвал Веймарскую конституцию. Он покончил с демократическими экспериментами, а вместе с тем лишил страну единственного шанса присоединиться после Первой мировой войны к просвещенным нациям. Вторая мировая война и падение в пропасть нацистского варварства стали следствием этого шага. Другого бесплатного шанса нам не дано. Слишком велик причиненный вред и столь же велики причиненные страдания.
Приведу как пример, иллюстрирующий мою мысль, историю возникновения фонда «Память, ответственность и будущее»: почти запоздалую попытку показать миллионам людей, чей рабский и принудительный труд использовался нацистской Германией, хотя бы в виде материального возмещения, что их страдания больше не будут забыты или вытеснены из памяти. В 1988 году я, тогда еще ганноверский премьер-министр, пригласил около дюжины человек, представителей крупнейших немецких компаний и предприятий по индексу DAX
[8] стать гостями правительства Нижней Саксонии. Накануне выборов в бундестаг я хотел объяснить им, что жду инициативы от представителей деловых кругов и от нового федерального правительства, а став канцлером, обещаю им свое содействие в обеспечении максимальной защиты прав и гарантий немецких компаний, действующих в США. Таким образом, для меня имело большую ценность, с одной стороны, удовлетворить требования тех, кого некогда использовали на принудительных работах, и, с другой стороны, сохранить поле деятельности в США для наших предпринимателей. Причины для волнений за океаном были весьма основательными. Более шестидесяти американских юристов выступили с коллективными жалобами своих доверителей, требовавших от немецких фирм возмещения причиненного вреда. Затронутые крупные фирмы, среди прочих Дойче Банк (Deutsche Bank), «ТиссенКрупп» (ThyssenKrupp) и «Аллианц» (Allianz), попытались сначала разобраться с этими требованиями в индивидуальном порядке, отправив в США своих собственных адвокатов, чтобы они воспротивились этим жалобам. Это было сделано на том основании, что правительство Коля, со ссылкой на соглашение об оплате долгов 1953 года и на решение Конституционного суда ФРГ 1996 года, отказалось рассматривать требования по возмещению вреда за выполнение принудительных работ. Я же, по принципиальным причинам, хотел прекратить эту недостойную грызню за спиной у жертв. В то же время я видел, что стратегия, избранная немецкими компаниями, не имеет шансов на успех. Только совместные — и притом благородные — усилия представителей немецкой экономики и политики смогли бы решить эту проблему.
