Меня до сих пор раздражает, что социал-демократы в 1990 году не сумели осознать и внятно заявить, что СДПГ открыта для всех, кто не запятнан перед законом — независимо от того, состоял ли он в правящей партии СЕПГ или нет. Эта лишенная гибкости позиция, между прочим, привела к тому, что преобразившаяся партия СЕПГ существует и поныне, в то время как СДПГ в некоторых местах на востоке Германии не поднялась выше маргинального уровня. Если бы СДПГ вовремя открыла двери для бывших членов СЕПГ! Такой шаг мог бы существенно облегчить воссоединение: при ощущении внутреннего единства было бы меньше болезненных ран и ссадин.
Эту тему я лично не поднимал, но не могу исключить, что другие крупные политики из СДПГ говорили об этом неофициально. Против этого у меня нет никаких возражений. Напротив, я всегда поддерживал политику СДПГ: позволять своим земельным союзам принимать суверенные решения о создании коалиций на земельном уровне — а отсюда вполне могут возникать и объединения красных с красными. И прежде всего я решительно выступал и выступаю против того, чтобы дискредитировалось прошлое людей из ГДР. Кто был виновен, должен понести за это наказание и, как минимум, не должен допускаться к открытой политической деятельности. Но дискриминация ученых, педагогов и деятелей искусства лишь за то, что они были членами СЕПГ, должна быть окончательно прекращена. Это противоречит моим понятиям о демократии.
Итак, версию об участии в нашем правительстве ПДС еще перед выборами 1998 года мы положили на полку. Это ограничение было принято во избежание дестабилизации, которую могла бы внести более свободная политика в наш собственный электорат. Никакой альтернативы не было. И как запоздалая шутка выглядит нынче то, что именно Оскар Лафонтен в левой партии возмечтал, с опозданием на семь лет, об объединительном съезде наших партий.
Однако в тот вечер, когда завершались выборы 1998 года, даже в фантазиях нельзя было предположить, по какому пути в политике чуть позже пойдет Оскар Лафонтен. Мы были убеждены, что дуэт Шрёдер — Лафонтен, охватывающий широкий спектр в центре и слева, разделяя труды и дополняя друг друга — как тогда говорилось: «Оскар для души и Шрёдер для ума», — будет хорош не только в предвыборной борьбе. Нашим общим убеждением было, что этот дуэт сможет преодолеть трудности в формировании нового правительства и станет опорой в не менее трудном деле управления страной.
Красные и зеленые — обе партии не имели большого опыта работы в федеральном правительстве. У СДПГ такой опыт был очень давно. И это тоже являлось одной из причин, почему я противился безмерному восторгу, с которым люди — и в земельном представительстве, и у штаб-квартиры президиума СДПГ — праздновали победу на выборах 1998 года. Оскар и я стояли вместе со своими женами на импровизированной сцене перед нашими ликующими приверженцами. Грандиозное совместное выступление. И все-таки в ретроспективе — начало конца совместной политической работы.
В тот вечер я пожимал бесконечное множество рук, разговаривал по телефону с Йошкой Фишером, который уже далеко за полночь забежал к нам, чтобы наскоро обсудить и назначить первые встречи. И тем не менее я был словно внутри какого-то кокона полностью обращен внутрь себя. Ну что дальше? Что теперь тебе предстоит, какие испытания? С какими людьми ты сможешь работать, с какими нет? И как ты выдержишь то, что отныне за каждым твоим шагом будут вести неотступное наблюдение?.. Такие вопросы вертелись у меня в голове.
Я радовался, что могу взять с собой в Бонн — а впоследствии и в Берлин — некоторых доверенных лиц, моих старых сотрудников, чьи профессиональные качества я оценил еще по работе в Ганновере. Я думал о тех, в чьей лояльности я был уверен. В Ведомстве канцлера я хотел видеть Зигрид Крампитц, Франк-Вальтера Штайнмайера и Бодо Хомбаха. Спикером и шефом пресс-службы должен был стать Уве-Карстен Хайе, а на посты госсекретарей в министерстве внутренних дел и в министерстве экономики я хотел назначить Бригитту Цюприс и Альфреда Таке.
А затем мы погрузились в коалиционные переговоры, которые шли чрезвычайно тяжело. Не в последнюю очередь это объяснялось тем, что ни у СДПГ, ни у зеленых не было четкого представления о совместной правительственной программе. И вот напротив друг друга уселись две большие делегации со своими внутрипартийными соображениями о пропорциональном составе правительства. В обеих партиях имелись свои идеологи и прагматики. Переговоры велись под руководством председателей партий и топ-кандидатов: со стороны СДПГ это были Оскар Лафонтен и я, со стороны зеленых — Йошка Фишер, Юрген Триттин, Гунда Рёстель и Керстин Мюллер. Трудности содержательного характера были все-таки связаны и с недостатком управленческого опыта у обеих партий. Конечно, у Лафонтена и у меня уже был свой опыт работы на посту премьер-министра в земельных правительствах, но это совсем не одно и то же — в сравнении с задачей возглавить правительство третьей в мире из крупнейших индустриальных стран.
Вот для наглядности следующий пример. Для обоих партнеров по коалиции было ясно, что все хотят отказаться от использования атомной энергии. Концепция зеленых, как и значительной части членов СДПГ, заключалась в том, что этой цели можно достичь, используя власть правительства и парламентского большинства — просто приняв соответствующий закон. Но у меня уже был накоплен опыт по этому вопросу, и я хорошо понимал, что идею отказа от ядерной энергетики можно реализовать только в консенсусе с производителями энергии — если мы не хотим столкнуться с разорительными требованиями по возмещению ущерба. В конце концов мне удалось настоять на принятии моей точки зрения, однако и внутри партии, и в коалиционных переговорах это потребовало больших усилий. Но это был важный пункт, красно-зеленой коалиции надо было постоянно держать его в поле зрения.
Интересно, что те, кто среди зеленых или в СДПГ всегда настаивает на соответствии «базису», желая оправдать свою программную установку, чаще далекую от реальности, обычно хотят провести свою политическую концепцию через правительство или парламентское большинство. Мой опыт, напротив, свидетельствует о том, что для успешной работы правительства нужно не только солидное большинство в обеих палатах — здесь, как минимум, настолько же важен общественный климат. Этот принцип, по преимуществу, был определяющим в моей работе в правительстве. Отсюда и моя попытка подвигнуть к поискам консенсуса профсоюзных деятелей и хозяев производства — что мне иногда ставилось в вину, поскольку трактовалось как презрение к парламентским формам и вынесение политических решений за рамки парламента. Такого никогда не было.
Итак, никакой эйфории после выборов 1998 года. Тем более в связи с надвигающимися событиями: отсветы войны в Косове полыхали все ближе, и беспомощность европейцев в попытках разрешения этого конфликта становилась все более очевидной. А одновременно и масса нерешенных внутриевропейских вопросов приземлилась к нам на стол — с наступлением срока, когда Германия должна была принять руководство в Европейском союзе и в работе «Большой семерки»/«Большой восьмерки». Это само по себе не давало повода для веселья. И тогда же — раньше, чем я мог предположить, — начались внутренние трения, потребовавшие первых жертв.
