Когда Йошка ушел и Хайе со мной распрощался, я, как обычно, если надо было обдумать непростую ситуацию, подошел к большому, до самого пола, окну. Закатное солнце посылало свои последние лучи. Ранняя весна, в парке лишь легкая свежая зелень. Я пытался привести в порядок свои мысли и, конечно, не мог удержаться, чтобы не прокрутить в быстром темпе всю цепочку воспоминаний о нашей с Лафонтеном долгой совместной работе, в ходе которой, несмотря на определенное соперничество, мы были связаны дружескими отношениями. Ясно, что из-за этой отставки со всех постов в правительстве и в партии начнутся волнения. Лафонтен, несомненно, был звездой в партии. Я же, напротив, слыл слишком прагматичным и властным человеком, который не мог быть душой партии. А Лафонтен умел играть эту роль, и играл ее превосходно. В такой комбинации — как голова и сердце партии — мы обретали размах, и вот «соглашение о размахе» расторгнуто.
Тот, к кому члены партии относились с симпатией, кто был их несомненным любимцем, кто казался незаменимым в предвыборной борьбе, отказался от совместной работы. Остался лишь тот, чью работу ценили и кто тоже был, безусловно, полезен на выборах — как борец, не пользовавшийся, однако, той симпатией, какую вызывал к себе почитаемый всеми председатель партии Лафонтен. В самом деле тяжелая ситуация.
С неизбежностью воспоминания унесли меня в прошлое. Впервые мы встретились в конце 70‑х годов. Наверное, в декабре 1979 года. Я тогда еще был председателем Союза молодых социалистов, Оскар — обер-бургомистром в Саарбрюкене. Тогда накануне партийного съезда в Берлине прошла встреча левого крыла партии в Ганновере, и на этом заседании Райнгард Климмт предложил нам поддержать кандидатуру Оскара Лафонтена на выборах в президиум партии. Я тогда его не знал. Но для саарцев он уже был восходящей звездой. И мы быстро пришли к согласию: его поддержка — решенное дело. Значит, в досуговом центре «Линден» в Ганновере и начался неудержимый взлет Оскара Лафонтена в СДПГ. Вскоре закончилось мое председательство в молодежном союзе, и в 1980 году я был впервые избран прямым голосованием в бундестаг. В период между 1980 и 1985 годами — в 1985 году Оскар стал премьер-министром Саара — мы иногда виделись в Бонне, хотя знакомы по-настоящему не были.
Мы обратили внимание друг на друга примерно в 1985 году. Он уже слыл бесспорным первым номером среди подрастающих кадров СДПГ, а я, после проигранных выборов в Нижней Саксонии, стал в 1986 году лидером оппозиции в Ганновере. В только что завершившейся избирательной кампании Оскар принимал очень активное участие, и я периодически навещал его в Сааре.
Мы оба считались «внуками» Вилли Брандта, а каждый, кто удостаивался этого атрибута, привлекал к себе внимание всей страны. «Поколение внуков» — это был искусственный прием, но весьма эффективный. Я вдруг стал не просто оппозиционным политиком в Нижней Саксонии, я сделался уважаемым человеком в общенациональном масштабе — во всяком случае как социал-демократ. И в этой подгруппе Оскар был звездой. Позже сюда вошел Бьёрн Энгхольм, еще несколько позже — Шарпинг.
Между Лафонтеном и мной установились очень тесные и доверительные отношения. По сей день я придерживаюсь той же оценки: я никогда не встречал настолько одаренного политика. У него был чрезвычайно обширный опыт, он обладал даром очень быстро вникать в ситуацию и разбираться в чужих обстоятельствах. Он умел представить на публике самые запутанные и сложнейшие дела — как простые и ясные. И, разумеется, он обладал блестящими ораторскими способностями.
Однако, оглядываясь назад, можно заметить: его несомненная одаренность раскрывалась и служила ему на пользу, главным образом если он находился в оппозиции. Он испытывал — и это был постоянный признак — неосознанный страх там, где надо было брать на себя ответственность и действовать, демонстрируя гибкость и фантазию. Прямо говоря, это стало причиной отчуждения между ним и Брандтом — «дедушкой» молодых социал-демократов. Вилли видел в Оскаре кронпринца и в 1987 году хотел передать ему свое наследство. Газета «Зюддойче цайтунг» (Süddeutsche Zeitung) вышла тогда с шапкой: «Лафонтен принимает партийное руководство в СДПГ». Это было фактом до полуночи, а после полуночи перестало быть фактом. Лафонтен, фактически уже давший свое согласие, в конце концов все-таки отказался, чего Вилли ему так и не простил.
Возможно, Лафонтен считал слишком мощной тень, отбрасываемую Вилли Брандтом. Итак, 14 июня 1987 года, после ухода Брандта председателем партии стал Ганс-Йохен Фогель. Против моего предположения, что Лафонтен боялся ответственности, можно возразить: он же был премьер-министром в Сааре. Этот пост, однако, имел особый смысл — именно в оппозиции к Бонну. Главным образом речь шла о том, чтобы заставить федеральное правительство признать, что Саар отягощен умирающими горными шахтами и нуждается в помощи Федерации. И Лафонтену тогда удалось убедить Федерацию и другие земли признать бедственное положение Саара и выделить ему повышенные дотации.
Еще одним доказательством в пользу моего предположения является, на мой взгляд, готовность Лафонтена уступить мне, спустя почти десять лет после его собственной попытки посоперничать с Гельмутом Колем на проигранных в 1990 году выборах в бундестаг, и выставить против Коля мою кандидатуру вместо своей. В 1998 году никто не мог бы оспорить его кандидатуру. И я не смог бы. На любом партийном съезде за его выдвижение на пост канцлера проголосовало бы абсолютное большинство: полных две трети от общего числа голосов.
Я вспоминал, по каким хитросплетениям мне пришлось пройти, прежде чем устремиться к важнейшему политическому посту в нашей стране. В 1998 году избирательная кампания в Нижней Саксонии была в самом разгаре, и мы договорились, что исход этих выборов должен решить, кто из нас двоих пойдет на предстоящие в том же году выборы в бундестаг как кандидат на пост канцлера.
Это была моя четвертая предвыборная гонка в Нижней Саксонии. Две первые я выиграл, и третью, в 1994 году, с абсолютным большинством голосов. И я должен был повторить этот результат, если рассчитывал получить шанс побороться за пост канцлера. Сегодня у меня такое чувство, что все это делалось ради сохранения лица: председатель партии Оскар Лафонтен получал, таким образом возможность вызвать у всех впечатление, что его отказ от борьбы за пост канцлера — это благородный жест. Он, дескать, желает лишь блага для партии. Но если копнуть глубже, что было настоящей причиной его отказа? Этот вопрос постоянно встает передо мной.
Со всей осторожностью я позволю себе дать ответ. Единственное объяснение, которое представляется мне убедительным, связано с покушением 25 апреля 1990 года. С ужасом и недоумением я воспринял тогда сообщение о кровавом покушении. На встрече с избирателями в Кёльне какая-то женщина, которая, как потом оказалось, была душевно больной, нанесла Оскару Лафонтену смертельно опасное ранение ножом в шею. Час за часом врачи боролись за его жизнь, и даже после операции опасность для жизни не была устранена. Он потерял много крови и, насколько я помню, пролежал почти целый час рядом с трибуной, потому что врачи скорой помощи сочли его нетранспортабельным. Лишь на следующий день поступило сообщение от врачей, что его жизнь вне опасности.
