Меня беспокоит, что немецко-российские отношения могут вновь получить идеологическую окраску и что могут опять возродиться уже преодоленные антироссийские предрассудки, связанные с коммунистическим прошлым этой страны. Предрассудки, разжигаемые в интересах Америки — при ее внешней политике под руководством Буша, а также из-за исторически сложившейся антипатии Польши к своим русским соседям. Такое развитие событий было бы разрушительным — и не только для немецко-российских отношений.
Другое мое опасение касается следующего: в Германии могут опять отказаться от уже достигнутого уровня свободы и независимости в своей внешней политике и снова начать цепляться за подол американской внешней политики, пытаясь забраться к ней на колени — с роковыми последствиями для интересов Германии в Европе, для интересов Европы и всего мира. Если СДПГ хочет играть роль в определении внешней политики, что, по моему мнению, она обязана делать, нам надо всеми силами отстаивать свою — пусть все еще относительную — независимость.
Я говорю «относительную», потому что никто не смеет допускать ни малейших сомнений в нашей готовности и способности к союзничеству. Германия успешно продвигается по западному пути. Мы относимся к самым просвещенным демократическим нациям мира. И теперь перед нами вопрос: подчинена ли немецкая внешняя политика американской, или она все-таки более самостоятельна? У меня есть четкий ответ — не в смысле национально-государственного изоляционизма, но имея в виду европейскую миссию Германии. Только следуя этому ориентиру, можно выстраивать нашу самостоятельную, всеми корнями связанную с Европой внешнюю политику и политику безопасности. С этим же непосредственно связано и то, как будут развиваться наши взаимоотношения с Россией, а также и ответ на вопрос, как мы могли бы подготовить почву для вступления в Европу Турции.
В нашей чрезвычайно сложной действительности все более важным становится умение понимать и формировать разнообразные связи, не теряя из виду их взаимозависимость. Скоро потребуется и новое осмысление трансатлантических отношений, чтобы осмелиться начать продвижение вперед, в эру, которая наступит после иракского конфликта. Нельзя допустить, чтобы США вновь соскользнули в бесплодный изоляционизм. А о том, что такая угроза существует, известно каждому, кто следит за внутренними дебатами в этой стране.
Преждевременным объявлением об окончании иракского военного похода отнюдь не снимается необходимость дальнейших шагов, а именно: нужна общая стратегия выхода США из этой ситуации, причем это должен быть такой сценарий, который позволит Ираку выжить как нации. «Миссия выполнима», — сказал Джордж У. Буш. Эта миссия не была выполнена, она не завершена и по сей день. Свыше двух тысяч пятисот американских солдат убитыми — ужасающий знак того, что воины джихада нашли для себя подходящее поле боя. Под звуки свирели иракских перебежчиков США пришли к сокрушительному поражению, которое разбалансировало все секретные службы страны и чуть не перевернуло весь мир.
Общей стратегической линии по уходу из Ирака пока не просматривается. Генералы в отставке восстают против министра обороны Рамсфелда, и это доказывает, что в Америке начинают осознавать необходимость конфронтации с недостаточно рациональной политикой правительства и его представителей. Точно так же становится все более очевидным, что, ограничиваясь лишь воззваниями к патриотизму американского образца, больше нельзя заручаться поддержкой населения и воодушевлять сторонников этой войны. Я снова надеюсь на способность американцев осознавать свои заблуждения и освобождаться от них, я ставлю на то, что они отважатся начать все с начала, а новое начало может привести и к новому осмыслению всеобщности трансатлантических ценностей.
Возможно, сейчас наступил момент, когда надо подбодрить американцев и укрепить США в намерении покинуть театр военных действий под названием Ирак. Но к этому нужно подготовиться: необходим колоссальный труд по разработке такой стратегии, которая позволила бы всем сторонам сохранить лицо и надежно обеспечила бы безопасный вывод войск. Война стоит миллиарды и миллиарды долларов. Материальные аспекты войны включают стоимость ежедневных разрушений в Ираке, нагрузку на окружающую среду, разбомбленные учреждения культуры и похищенные или уничтоженные культурные ценности, военные пенсии и медицинскую помощь, включая психиатрическую и психологическую, для тысяч американских солдат, которые возвратятся после этой войны с тяжелыми душевными травмами. Не говоря уж о том, что США не избегнут судьбы всех индустриальных стран и попадут под давление дыры в бюджете, которую больше невозможно будет финансировать.
Итак, нужна мирная инициатива, чтобы выбить почву из-под ног у террористов и обескуражить их. У США в одиночку не хватит для этого сил. Европа и, по возможности, обновленная коалиция самых разных стран мира, включая арабские страны и Израиль, должны внести свой вклад. Сейчас мы обязаны вступить на этот путь, потому что иначе нам вновь угрожает опасность, что террор запалит новые фитили по всему миру. А тогда уже на кон будет поставлено куда больше, чем взаимное раздражение по обе стороны Атлантики.
Глава VI. Прорыв: первый период деятельности правительства
Если бы выделить время, чтобы внимательно присмотреться и поразмыслить над некоторыми предзнаменованиями, то, наверное, можно было еще до наступления 2000 года заметить, что находимся мы на смене эпох и, значит, многое из того, что вызывало уверенность и надежду, должно измениться.
Взгляд в прошлое позволяет со всей очевидностью разглядеть, сколь малая часть из огромного массива грядущих перемен — в связи с закончившимся противостоянием Востока и Запада — проникла тогда в сознание народов. Это касается и народов Европы, и, в не меньшей мере, народа США, но в особенности — политической и культурной элит Германии, очень долго пробывшей на самом стыке конфликта между Востоком и Западом.
Таким образом, мы, принимая на себя ответственность за управление страной, опирались непосредственно на то, что имели: на общественное сознание Рейнской республики. А Рейнская республика, оставаясь в тени мировой политики и не привлекая к себе особого внимания, только тем и занималась, что неустанно улучшала свой внешнеторговый баланс. Каждый новый год нам сообщалось о новых рекордах в этой сфере. В то же время — и это служило одним из доказательств преимущества капиталистической экономики над дефицитной экономикой социализма — в Федеративной Республике складывался консенсус, ориентированный так или иначе на то, чтобы каждому доставалась своя доля в достигнутом совместными силами благосостоянии.
Таков был фундамент явления, вошедшего в учебники по истории экономики под названием «рейнский капитализм», вызывающий сегодня усмешку как нечто старомодное и отжившее. Общество консенсуса конца семидесятых и восьмидесятых годов прошлого столетия стало ответом на актуальный для тех лет раздел мира. Мы, если можно так выразиться, огородили холодную войну двумя противостоящими союзническими организациями, и каждая сторона, зная, что победителей тут не предвидится, продвигала обе системы по разным направлениям. Холодная война обзавелась своими горячими заместителями — войнами в странах второго и третьего мира. Это сопровождалось и такими отвратительными вещами, как гонка вооружений и перевооружений, поглощавшая капитал и разбазаривающая ресурсы с обеих сторон, что, помимо прочего, цементировало неравенство в распределении богатства и бедности на голубой планете на долгие, долгие времена. Но, тем не менее, это подстегивало соревнование двух общественных систем. И «рейнский капитализм» был успешным в течение многих лет и мог триумфально демонстрировать свои преимущества перед Востоком, и в первую очередь перед вторым немецким государством.
