И вот результат: у меня уже не было шансов на победу, поскольку ХДС и СвДП выступили с совместным заявлением о создании коалиции. Имея за собой 36 процентов избирателей, нельзя рассчитывать, что наберешь абсолютное большинство — это было настолько же безнадежное дело, как и у Йоханнеса Рау на федеральном уровне. И я сделал свои выводы: нельзя победить на выборах, не используя тех возможностей, которые дает приемлемая коалиция.
Три года работы в оппозиции в ландтаге Нижней Саксонии были позади, когда в 1989 году раз и навсегда поднялся железный занавес, и нашим взорам открылся мир, производивший странное впечатление: как бы застывший и онемевший. Вряд ли кто-то из моего поколения всерьез рассчитывал, что воссоединение Германии может произойти мирно, без единого выстрела. И даже когда это немыслимое уже разворачивалось у нас на глазах, мы взирали на происходящее с непомерным скепсисом. Мы привыкли считать себя западными немцами. Мы были накрепко включены в свой социум, мы создавали свое государство — с болью, но с убеждением, что альтернативы нет, и давно распростились с мыслями о возможности того, что теперь, словно гром среди ясного неба, становилось реальностью: объединение двух немецких государств. Жить не рядом друг с другом, а вместе — такой экзамен предстояло нам, немцам, выдержать в будущем, которое мы, политизированные послевоенные поколения на Западе, представляли себе только в разделенной стране. Неужели то был в самом деле конец послевоенного периода, о чем с ликованием провозгласили пресса и сторонники консерваторов?
Нет, тогда еще не закончилось послевоенное время. Счастье, переполняющее меня сегодня при мысли о свершившемся воссоединении, тогда еще витало далеко. Скорее в виде предчувствий, чем на сознательном уровне, я полагал, что теперь все станет иначе и ничто не останется прежним, чего мы добивались в развитии Рейнской республики
[5]. Объединение повлекло за собой кратковременное стимулирование конъюнктуры, отчего сильно выиграло уже обветшавшее правительство Коля: это дало ему возможность продержаться у власти еще восемь лет. Но это же означало — на фоне угасавшего всеобщего ликования — восемь лет политического застоя. Реформы встали, как в пробке на дороге.
Имелись свои заблуждения на Востоке и на Западе, и это едва не возвело новую стену между обеими Германиями. Не могу сказать, что социал-демократы были в чем-то умнее, прозорливее или более внятно в исторической перспективе оценивали факт воссоединения Германии и действовали более четко. Так же как остальные партии, они разделились на тех, кто в конце концов стал относиться к процессу объединения как к лишней нагрузке, и на тех, кто воспринял происходящее с патриотических или национальных позиций. В Германии не нашлось политического лагеря, который оказался бы на высоте положения. По причине тотальной неосведомленности Коль мог позволить себе разглагольствовать о «цветущих ландшафтах», а его министр финансов верил, будто все можно будет профинансировать из заначки на черный день. А сколько времени прошло, пока не иссякло беспредельное западно-германское высокомерие! Западные немцы вели себя, словно богатые родственники, словно без их помощи и накопленного состояния бедным братьям и сестрам еще долго пришлось бы ждать, пока кто-нибудь приведет в порядок их обветшалые города. Но в то же время санация общего культурного наследия позволила сделать шаг к сближению, остановить и преодолеть нарастающее отчуждение, продлившееся 45 лет.
Насколько мы все тогда переоценивали темпы сближения внутри страны, я еще раз с очевидностью наблюдал в 2002 году, в конце первого срока своих полномочий, когда федерация и земли обсуждали «пакт солидарности II»
[6]. По истечении срока действия первого пакта требовалось и в последующие 15 лет продолжать восстановление новых земель и проводить их дальнейшее обустройство. Общий объем средств, предоставляемых федерацией на эти цели, составлял 156,5 миллиарда евро. От этих выплат южнонемецкие земли предприняли плохо замаскированные попытки увильнуть. Немало сил пришлось приложить, но в конце концов мы добились успеха: все земли удалось удержать в одной лодке. Было, однако, забавно наблюдать, как Гессен, Баден-Вюртемберг и Бавария получили взбучку от Федерального конституционного суда за попытки уйти от «надбавки солидарности» хотя бы по мелочи: по сближению уровня больничных касс на Востоке и на Западе.
Объединение принесло и другие испытания. Нам пришлось убедиться, что у молодых послевоенных поколений в двух немецких государствах — в ГДР, с ее антифашистскими постулатами, и в Рейнской республике, с ее заядлым антикоммунизмом — в их желании противостоять наличествующим политическим установкам есть две разные версии протеста. На Западе оппозиционная молодежь позиционировала себя слева. На Востоке, где во времена ГДР настоящей работы по денацификации не проводилось, отголоски неонацизма просто заткнули кляпом, а после объединения они вдруг превратились в дикий рев, который раздавался все громче. Всплеск неонацизма связан также и с развалом структур в экономике и с тотальной потерей рынков в Восточной Европе. Осколки разогнанной на Западе нацистской партии, с их «старыми бойцами», вызывали интерес у молодых неонацистов. И внезапно НПГ перестала быть пустой шелухой, и даже Хорст Малер, в прошлом активист левого РАФа, повернул вправо, где и нашел для себя новое поле деятельности. Правые крысоловы
[7] с Запада обнаружили на Востоке формы молодежной культуры, чьи приверженцы, не полностью, но отчасти, оказались слишком легкой добычей и с готовностью устремились за старыми лозунгами, такими как ненависть к иностранцам или антисемитизм. Раздел Германии был для нас тяжким испытанием, а теперь перед нами — проблемы слияния и срастания. Я оптимист и скажу так: мы можем справиться с этими задачами и найти достойный ответ на вызов справа.
Ни о чем подобном мы, конечно, и подозревать не могли, когда в 1989 году скептически наблюдали за неумеренными восторгами по поводу воссоединения страны. Тем не менее, довольно скоро стало ясно, что единая Германия с ее восьмидесятимиллионным населением больше не будет восприниматься извне как политический карлик. Единая Германия вновь вступала в мировую Историю. Непривычная ситуация — и мало кто в стране это осознавал.
В то время на мою долю сначала выпало совсем другое испытание: создание первой красно-зеленой коалиции в Нижней Саксонии. В ночь после выборов 13 мая 1990 года выяснилось, что мы, набрав 44,2 процента голосов, явно опередили ХДС с ее 42 процентами. СвДП, набравшая 6 процентов, и зеленые с 5,5 процента перепрыгнули через барьер. Сразу же после первых официальных подсчетов ХДС признала свое поражение. СвДП со всей стойкостью заявила, что ни при каких обстоятельствах не хочет вступать в коалицию с социал-демократами. Оставался один вариант: красно-зеленая коалиция. Сторонники этого шага в обеих партиях решительно требовали, чтобы коалиция была создана.
