30 августа 1941 г. (т. е. сразу же после потери ст. Мга) вышло Постановление ГКО № 604 о мерах по снабжению Ленинграда водным путем. Предполагалось использовать 25 буксиров и 75 озерных барж грузоподъемностью по 1 тыс. тонн каждая, причем непрерывно должно было курсировать не менее 12 барж; для перевозки ГСМ предлагалось выделить 1 танкер и 8 нефтеналивных барж. На эту цифру (12 барж в день) можно взглянуть с двух сторон. В сравнении с наличным тоннажом это удивительно мало. С другой стороны, такой грузопоток позволил бы не только обеспечить снабжение жителей Ленинграда по общесоюзным нормам, но и достаточно быстро накопить многомесячные запасы. В частности, было принято решение к 1 октября отгрузить 143 тыс. тонн муки и крупы, 28 тыс. тонн мяса и рыбы, 3 тыс. тонн масла, то есть всего 174 тыс. тонн продовольствия.
Ничего этого в реальности не произошло. Гора родила мышь. За первые 30 дней навигации на западный берег Ладожского озера было доставлено всего 9,8 тыс. тонн продовольствия – в среднем по 330 тонн в день! И хотя в дальнейшем грузопоток увеличился, с 1 октября до середины ноября (когда судоходство по Ладоге пришлось в условиях ранней и очень холодной зимы прекратить) по воде перевезли лишь 45 тыс. тонн продовольствия (44 тыс. тонн зерна, муки, крупы и сухарей, примерно 400 тонн сгущенного молока и порядка 600 тонн мяса, рыбы, жиров).
Такие поставки не только не позволили накопить запасы продовольствия, но и не обеспечили снабжение блокадного города по минимально-допустимым нормам. 8 ноября, ровно через два месяца после захвата Шлиссельбурга, немцы заняли Тихвин; это означало, что последняя железнодорожная магистраль, позволявшая подвозить грузы непосредственно к юго-восточному берегу Ладожского озера, перерезана (возможность подвоза северным путем, через ст. Лодейное поле была потеряна еще раньше, после того как финская армия вышла на реку Свирь и создала плацдарм на ее южном берегу). Теперь грузы для Ленинграда приходилось везти с дальних станций, кружными лесными дорогами длиной в сотни км.
70 транспортных «Дугласов», выделенных для организации «воздушного моста», решить проблему продовольственного снабжения огромного города, конечно же, не могли. Впрочем, у них и задачи были другие: из города самолетами вывозили квалифицированных специалистов, оптическое и электронное оборудование. В город по воздуху завозили продукты, едва ли предназначенные для простых людей: 346 тонн мясокопченостей, 257 тыс. банок мясных и рыбных консервов, 52 тонны шоколада, 18 тонн сливочного масла, 9 тонн сыра…
9 декабря, в ходе начавшегося контрнаступления Красной Армии немцев удалось выбить из Тихвина, и через 10 дней весь участок железной дороги от Тихвина до Волхова был очищен от неприятеля. Намертво замерзло к тому времени и Ладожское озеро, превратившееся в огромную «дорогу с твердым покрытием» (фактически первые машины по льду Ладоги прошли уже 22 ноября). И тем не менее снабжение Ленинграда происходило в режиме «в час по чайной ложке», что с учетом численности едоков внутри кольца блокады и тоннажа поставляемого продовольствия даже не было метафорой.
За первые 9 дней работы Дороги жизни было перевезено всего 800 тонн муки, то есть значительно меньше минимальной однодневной потребности. В первой декаде декабря было перевезено 2282 тонны, и только в третьей декаде вышли на уровень 600–750 тонн в день. В первые дни в составе 17-й автотранспортной бригады было всего лишь 120 (сто двадцать) грузовиков; к концу декабря это число выросло до 2,8 тыс. автомашин, из которых ежедневно на линии было менее 1 тысячи, остальные простаивали из-за отсутствия бензина или технических неисправностей.
Чтобы оценить смысл этих цифр, надо вспомнить, что к началу войны (т. е. до начала мобилизации транспорта из народного хозяйства) в войсках ЛенВО числилось 20,5 тыс. грузовых автомашин и 4,2 тыс. тракторов (в условиях зимы трактор с санями-волокушами на ледовой дороге был бы гораздо лучше дряхлой полуторки); в соседнем Прибалтийском ОВО, войска которого в июле отошли на территорию ЛенВО – 13,5 тыс. грузовиков и 3 тыс. тракторов. После объявления открытой мобилизации (плановые мероприятия которой в Ленинградском округе были выполнены полностью) количество автотранспорта в армии увеличивались примерно вдвое. Кроме того, гигантские военные предприятия Ленинграда имели тысячи автомашин, никакой мобилизации не подлежащих.
Известно, что потери автотранспорта при отступлении летом-осенью 1941 г. были незаурядно низкими, и в целом за весь 41-й год они составили порядка 33 %. Другими словами, внутри кольца блокады находились десятки тысяч грузовиков и многие тысячи тракторов; промышленность Ленинграда могла обеспечить любой мыслимый ремонт и изготовление запчастей. Где же были эти машины, что они делали, чем были заняты? Какая другая задача, кроме доставки в умирающий город продовольствия и горючего, могла быть более приоритетной?
Голод и смерть
Критическая ситуация с подвозом продовольствия заставляла непрерывно снижать нормы расхода. 6 октября суточный лимит расхода муки был установлен в размере 1000 тонн, с 1 ноября его пришлось снизить до 735 тонн, с 13 ноября – 622 тонны, с 20 ноября – 510 тонн (причем в эти тонны уже были включены и все условно-съедобные примеси, из которых пекли жуткий «блокадный хлеб»).
Тут еще надо учесть, что в условиях войны главным приоритетом было снабжение армии; мизерные запасы приходилось делить между бойцами на фронте и горожанами отнюдь не поровну. Так, из лимита в 1000 тонн муки, установленного 6 октября (что характерно, сами решения принимались от имени Военного совета Ленинградского фронта, а не городских властей) для армии и флота выделялось 312 тонн, а для жителей Ленинграда (в семь раз более многочисленных!) всего 587 тонн. Из самого минимального за время блокады лимита в 510 тонн для армии и флота предназначалось 169 тонн, а для населения Ленинграда – всего 310 тонн. И это – на два с половиной миллиона едоков.
В октябре 41-го нормы выдачи хлеба по карточкам были снижены до 400 г для работающих и 200 г для иждивенцев. Даже большая из этих цифр не обеспечивает те 1700 ккал, которые необходимы человеку, который лежит без движения в теплом помещении. Но помещения не были теплыми: аномально ранняя и холодная зима, отключенное отопление, затем – замерзший водопровод и необходимость носить воду ведрами из прорубей на Неве. 20 ноября были установлены следующие нормы: 250 г хлеба для работающих, 125 – для иждивенцев (в таковых к тому моменту вынужденно, в связи с остановкой заводов, превратилось две трети населения Ленинграда).
Уже в ноября смертность в Ленинграде более чем вдвое превысила довоенные показатели. В декабре начался смертный голод. Люди падали без сознания на улицах, неубранные трупы замерзали в домах. В декабре в городе умерло 53 тыс. человек, в январе – 102 тыс., в феврале 108 тыс. Убирать покойников стало некому, люди вымирали целыми семьями. С 19 декабря по 1 марта командами МПВО было собрано на улицах города 9207 живых дистрофиков и захоронено 261 тыс. трупов. По состоянию на 21 февраля за «убийство с целью поедания мяса убитых» было арестовано 886 человек.
В конце декабря постепенно нарастающий «ручеек» продовольствия, завозимого в город автомашинами по льду Ладожского озера, позволил повысить лимиты расхода муки с 510 до 560 тонн в день, в том числе для населения Ленинграда – с 310 до 395 тонн. С 25 декабря 1941 года были установлены новые нормы выдачи хлеба: 350 г по рабочей карточке и 200 г для служащих и иждивенцев. С точки зрения арифметики разница бесспорная, с точки зрения физиологии не изменилось ничего: ничтожное количество еды по-прежнему не обеспечивало выживание человека, да еще и на декабрьском морозе (что, к несчастью, явно подтверждается двукратным ростом смертности в январе). Тем не менее тов. Жданов в тот же день, 25 декабря доложил в Москву, что «в городе настоящий праздник».
